Елена Яковлева - Опасная тихоня

- Некто Алексей Каблуков, тридцати семи лет, по профессии, как сам заявил, свободный художник. Ну, от этого точно стоит ждать художеств, потому что у него, по-моему, с крышей не все в порядке. С крышей в смысле головы.

Чем дальше, тем веселей, отметила я про себя, поскольку Каблукова я тоже знала как облупленного. Это был бессменный нештатный автор всех городских газет, жуткий графоман и зануда, к тому же исполненный пафоса. Свои бессмысленные статейки он подписывал псевдонимом Г. Правдин, и их даже время от времени, в основном когда редакционные портфели тотально пустели, печатали, предварительно нещадно отредактировав, а редактировать Каблукова - считай, написать заново. Однажды я тоже была вынуждена поставить его писанину в номер, так это было что-то! Обнаружив свой "шедевр" в газете в изрядно сокращенном и подлатанном виде, Г. Правдин долго разбирался с редактором "Вечерки", в которой я тогда работала, на предмет правомочности моей журналистской правки. С тех пор я зареклась иметь дело с Каблуковым. Что ж, если местный избирком все-таки зарегистрирует пламенного графомана в качестве кандидата на должность губернатора, компанию он точно не испортит.

- Кто его поддерживает? - деловито поинтересовался Пашков.

- В том-то и дело, что никто, - хмыкнул Венька, - тут у него по нулям. В разговор вмешался аналитик:

- Но ведь подписные листы он как-то организовал!

- Это и правда удивительно, - почесал залысину Венька, - но их еще не проверили. Может, они фальшивые, вдруг он все подписи подделал?

Однако аналитик стоял на своем:

- В любом случае эту фигуру нужно серьезно изучить со всех сторон: связи, знакомства, прошлое... Так просто в губернаторы не метят.

Никакого приказа не прозвучало, но мне почему-то почудилось, будто мужественный Викинг немедленно "взял под козырек", хотя у него и козырька-то не было. Просто в глазах у него появился охотничий азарт. Можно не сомневаться, Г. Правдина теперь "изучат" вдоль и поперек.

- Как знаете, - пожал плечами Венька, - а по мне, этот Каблуков - ходячий блеф. Ничего собой не представляет, просто ищет дешевой популярности. Посветится немного, на том все и кончится. Будет потом вставлять через слово:

"Вот когда я баллотировался в губернаторы..."

Венька знал, о чем говорил, потому что сам был практически из того же самого теста, что и Каблуков, и свою головокружительную "политическую" карьеру начинал почти так же. И "способности" Каблукова он принижал не со злого умысла, а всего лишь потому, что уж больно серьезно относился к своим собственным. Повращавшись в высоких московских сферах, он, похоже, окончательно и бесповоротно потерял чувство юмора и, наверное, серьезно рассчитывал, что его некролог будет начинаться со слов: "Скончался старейший российский демократ..." Старейший в прямом смысле, ибо Венька, конечно же, собирался жить долго, если вообще не вечно.

- Хорошо, с этим все более-менее ясно, - поставил точку в намечавшейся дискуссии Пашков. - Теперь перейдем к нашим текущим делам. К самым неотложным.

Опять заговорил вездесущий Венька:

- Ну что... Там в приемной сейчас как раз собрались эти.., сборщики подписей... Так вот, надо бы их подрядить на расклеивание предвыборных плакатов. Только сначала давайте решим, почем будем платить: по рублю или по пятьдесят копеек...

И тут произошло нечто неожиданное. В разговор вмешалась мадам Пашкова, и я впервые услышала ее голос, тихий, но властный.

- По пятьдесят копеек им хватит, - изрекла она бесстрастно.

- По пятьдесят так по пятьдесят, - без долгих обиняков согласился Венька, и я поняла, что потенциальная первая леди губернии ныне исполняла при потенциальном губернаторе роль казначея, и, судя по всему, довольно прижимистого. Ничего удивительного: демократические денежки ничуть не хуже прочих и также любят счет.

- А как быть с особенно отличившимися? - опять подал голос Венька. - Мы же обещали им премию!

- Пусть отличатся еще и в расклеивании плакатов, - так же спокойно и сухо ответствовала мадам Пашкова.

Спорить с ней никто не стал, и я подняла ее "планку" повыше. Похоже, простым казначеем тут не обойтись, дело пахнет "серым кардиналом".

Обсуждение предвыборных проблем на этом не закончилось, но теперь, когда расстановка сил была мне более-менее ясна, это заседание мне окончательно надоело. Я отключила слух и сосредоточилась на Пашкове, уверенно восседающем во главе стола и обращающем свой спокойный, почти лучезарный политический лик поочередно то к одному, то к другому "штабисту". Чем дольше я рассматривала его физиономию, тем больше она напоминала мне маску, вовсе не потому, что казалась неживой, нет, с этим как раз все было в порядке - эмоции на ней отражались, только уж очень дозированно. Не человек, а манекен. Впрочем, не так уж много я видала на своем веку кандидатов в губернаторы, чтобы судить, как они должны выглядеть. И вообще, лучше подумать о том, что могло его связывать с Наташей. Комсомольские дела? Черта с два я в это поверю! У Наташки были нормальные мозги, она училась в музыкальном училище по классу скрипки, и всякая там псевдоидейная чепуха ее не касалась. Тогда что? Личное? Ну, теоретически можно предположить все, что угодно, а практически... Любовная связь между восемнадцатилетней студенткой и секретарем райкома комсомола? Конечно, я знавала сюжеты и покруче, вот только то обстоятельство, что восемнадцатилетней студенткой была Наташа, все меняло. Не укладывалось у меня это в голове, просто не укладывалось! Выходит, я зря сунулась в предвыборный политический гадюшник? Ладно, время покажет.

Я так увлеклась своими умопостроениями, что из прострации меня вывел только грохот отодвигаемых стульев. "Штабисты" поднимались из-за стола. Решив, что команда распространяется на всех без исключения, я тоже отлепилась от стула. Но Пашков меня удержал:

- Капитолина... Можно я буду вас так называть, у нас здесь отношения самые демократичные, если вы успели заметить...

Я утвердительно кивнула.

- Очень хорошо. Тогда я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз.

Глава 6

"С глазу на глаз" означало общение в присутствии безмолвной Снежаны Пашковой, не покинувшей, подобно прочим, кабинет высокого начальства. Она по-прежнему безмолвно сидела в кресле, и теперь, когда нас в комнате было только трое, временами я чувствовала на себе ее пристальный взгляд, но застать его мне ни разу не удалось. Она умудрялась отвести его в сторону, прежде чем я успевала слегка повернуть голову. Не сомневаюсь, все это было неспроста, мадам меня "прощупывала", и, похоже, за ней, а не за Пашковым оставалось последнее слово по любому вопросу. И сейчас, именно сейчас, она решала мою "судьбу", а Венькино мельтешение было всего лишь увертюрой.