Елена Яковлева - Опасная тихоня

Я догадалась, что Олежек тот самый сынок-аутист, и присмотрелась к нему повнимательнее. Кстати, на первый взгляд это был абсолютно нормальный парень, даже не лишенный обаяния, по-моему, больше похожий на мать. Если что-то в нем и казалось сколько-нибудь странным, то это его глубоко посаженные глаза, утонувшие в густых черных ресницах, будто два озерца в камышах. Вернее, не так, я не совсем точно выразилась, глаза тоже были как глаза, и даже красивые, вот только их выражение - чересчур сосредоточенное... Он словно бы смотрел в самого себя.

- Иди к себе, Олежек, - повторила Пашкова, но тот не сдвинулся с места. Тогда она просто взяла его за руку и увела. Парень не вырывался, не возражал, только ноги переставлял, как механическая кукла.

Через минуту Пашкова вернулась из комнаты внука, но далеко отходить не стала. Сложила руки на груди и подперла дверь спиной, наверное, на тот случай, если парню снова вздумается выйти.

- Так что же вы хотели мне сказать? - повторила она.

Крутить было бессмысленно, и я честно призналась:

- Пожалуй, мне не стоит этого делать. И приезжать к вам не стоило. Извините меня, ради Бога. Так что проводите меня, пожалуйста, до калитки, а то ваш Пират уж больно грозный...

Я двинулась к выходу, но матушка Пашкова даже не пошевелилась:

- Нет уж, говорите, что хотели. Так я вас не отпущу...

Я затопталась у двери:

- Это была очень глупая затея с самого начала, понимаете? Акт отчаяния, если хотите. Вообще-то мне не свойственны такие необдуманные поступки, но тут как-то все сразу навалилось... И вы здесь совершенно ни при чем, поверьте. А если вы волнуетесь.., за близких, то совершенно напрасно. Не беспокойтесь, пожалуйста, не беспокойтесь...

Но Пашкова продолжала беспокоиться, да еще как! Только если раньше она старалась делать это незаметно, то теперь уже не скрывала волнения.

- Говорите, что собирались! - почти приказала она.

Ну вот, поделом мне. В другой раз буду держать эмоции в узде. В другой... Из этого бы как-нибудь выпутаться.

Я вздохнула и сунула руки в карманы куртки:

- Это очень давняя история, которая произошла пятнадцать лет назад... - Я нащупывала слова, как брод через реку. - У меня была подруга, ее звали Наташа, Наташа Русакова... Такая тоненькая восемнадцатилетняя девушка с длинной светло-русой косой, почти никогда не расставалась со скрипкой... Она.., она училась в музыкальном училище, а потом однажды - это случилось в августе - она ушла и не вернулась. До сих пор не вернулась. Вот, собственно, и все...

- Все? - эхом отозвалась мать Пашкова. Я сочла, что моему рассказу не хватает логического завершения, и потому ляпнула первое, что пришло мне в голову:

- Вот именно, а к вам я пришла потому, что.., говорят, ее здесь видели. Может, не ее, а просто похожую на нее. Вот я и...

Губы пожилой женщины несколько раз беззвучно шевельнулись, словно она пыталась что-то сказать, но сил у нее недоставало.

Я испугалась:

- Вам плохо?

Пашкова ничего не ответила, только как-то странно закатила глаза. Ну и наделала я дел, да ведь она вот-вот упадет в обморок. Я кинулась к, ней, чтобы в случае чего подхватить, и она, вся обмякшая, прямо-таки повисла на моих руках. Обняв пожилую женщину за плечи, я повела ее к дивану, повторяя, как заклинание: "Сейчас, сейчас...", словно это могло помочь человеку, готовому рухнуть без чувств. Но дошли мы только до стола, на который она оперлась руками. Я в этот момент попыталась подвинуть стул, обернулась и остолбенела! Пашкова, еще минуту назад близкая к обмороку, распрямилась и выставила вперед руку, в которой.., блестел тот самый нож с деревянной ручкой, который прежде лежал на столе!

Страха у меня не было, я просто ничего не понимала. Зачем ей нож? Что она собирается с ним делать?

- Что с вами? - На всякий случай я все-таки отошла подальше.

А она медленно пошла на меня, продолжая сжимать нож в руке.

- Да в чем дело? - Я продолжала позорно отступать к двери в комнату молодого аутиста. Остальные пути были для меня отрезаны. Я пятилась, не спуская глаз с лица пожилой женщины, надеясь угадать ее намерения, пока не налетела спиной на что-то, то есть на кого-то. Это был сын Пашкова, который стоял в дверном проеме. Стоял и смотрел на нож в руках своей воинственной бабки, и глаза его, как и прежде, выражали крайнюю степень сосредоточенности. Если бы я не знала причину такого взгляда, то подумала бы, что парень силится вспомнить нечто крайне для него важное.

Появление внука заставило матушку Пашкова остановиться, но нож из рук она так и не выпустила, только сказала:

- Скоро будем обедать, Олежек. Сейчас я порежу хлеб.

Выходит, она намеревалась порезать хлеб? А у меня создалось впечатление, что она собиралась порезать меня.

- Я всего лишь хотела порезать хлеб, понимаешь? - повторила она, глядя на внука, и добавила:

- Иди, иди, Олежек.

Но парень не уходил. А потом где-то неподалеку завизжали и затихли тормоза, а вслед за этим во дворе, захлебываясь, залаял Пират. Спустя минуту лай сменился жалобным поскуливанием, а на крыльце застучали чьи-то торопливые шаги.

Дверь рывком распахнулась, и в комнату вошел.., запыхавшийся Ледовский, взгляд которого рассеянно, будто солнечный луч сквозь облако, скользнул по моему лицу и тут же прикипел к злополучному ножу.

- Клавдия Васильевна... - настороженно-вопросительно произнес он. Интересно, откуда он ее знал? Да и как он вообще здесь оказался?

Мать Пашкова не испугалась и не растерялась, а заговорила с ним так, словно он, в отличие от меня, понимал, что происходит:

- Она знает, она все знает...

- Не беспокойтесь, я ее сейчас увезу, - пообещал Ледовский, будто речь шла не обо мне, а о каком-то неодушевленном предмете, который ничего не стоит переставить с места на место.

Я хотела было активно выступить против подобной постановки вопроса, но не успела, потому что Пашкова повторила свою непонятную фразу:

- Она все знает!

И добавила со злостью:

- - Она все знает, сукин сын, все, ты что, не понял?

- Я все улажу, - возразил Ледовский, подошел ко мне, взял за руку и поволок меня к выходу, совсем как старая Пашкова своего внука-аутиста. Только я в отличие от него упиралась.

- Эй, что здесь происходит? - воскликнула я, пытаясь вырваться из рук Ледовского.

- Пойдем! - тихо, но твердо приказал он. Я не то чтобы смирилась с таким произволом со стороны Дедовского, но сочла за благо оставить подробные разбирательства до лучших времен, до того момента, когда мы окажемся с ним на улице. Я даже мысленно заготовила для него особенно хлесткую и обидную первую фразу, но дело до нее так и не дошло, потому что произошло кое-что еще. Должна признать, с того момента, как я легкомысленно переступила порог дома пашковской матери, неожиданности сыпались мне на голову, точно разноцветные конфетти из новогодней хлопушки.