Аркадий Адамов - Болотная трава

Тот удивленно посмотрел на него снизу вверх — они еще не успели расположиться за каким-нибудь столом — и неожиданно дружески и лукаво подмигнул. Высокая, чуть сутулая фигура Лосева в сером спортивного покроя пиджаке и светлых брюках, его загорелое открытое лицо, копна пшеничных, словно выцветших от солнца, волос и веселые глаза вызвали у Войцеховского неожиданный прилив дружеского доверия.

— Ты мне прямо скажи, чего тебе в буфете надо, — предложил он. — Из-под земли достану. Рыбку, может, или вырезочку паровую, кило на два?

— Ты что? — в свою очередь изумился Лосев.

— А чего? Мы все можем, — лихо подмигнул Войцеховский и назидательно заключил: — С кого много — спрашивается, тому много и дано. Понял?

— Брось, Дима, эти заботы, — хмуро посоветовал Лосев.

— Еще чего! Если не я, то кто позаботится, Люська? Она в своей поликлинике вошь на палочке получит. Ты, родимый, где живешь, на земле или на небе?

— Учти, сам о себе не подумаешь, никто о тебе не подумает, ни один замполит. Вот так. И получаю все вполне законно, тут не сомневайся даже. А если ты…

— Ладно, — довольно невежливо оборвал его Лосев. — Я, словом, не за тем приехал. Ты мне ответь на вопрос: до какого часа работают буфеты на вокзале?

— По разному. Есть и которые круглосуточно. Для пассажиров дальнего следования, в их зале ожидания. Ну а в общем зале — до двадцати четырех обычно, — деловито сообщил Войцеховский, так, словно и не было у них никакого другого разговора. Однако, не удержавшись, все же добавил: — Чудила ты все-таки, Виталий.

В тоне его прозвучало даже некоторое сочувствие.

— Как узнать, были в том буфете позавчера перед закрытием жареные пирожки с мясом и пиво? — снова спросил Виталий, игнорируя последние слова Войцеховского.

— Ну как узнать. Пойти да спросить, — чуть обиженно ответил Войцеховский. — И все дела.

— Тогда проводи, если можешь. В том буфете у тебя приятельницы нет? — улыбнулся Лосев. — Ты ведь человек контактный.

— Работа такая, — неуступчиво и сухо ответил Войцеховский. — Идем, представлю. Не укради только, — он коварно ухмыльнулся. — А то все покушаются.

— Красавица?

— Сам увидишь.

Они вышли из комнаты и по каким-то запутанным коридорам и лестницам прошли в огромный и гулкий зал ожидания. У дальней стены виднелась длинная стойка буфета с полками за ней во всю стену, где были расставлены коробки с конфетами и печеньем, разноцветные бутылки и банки.

Петляя между длинными деревянными скамьями, на которых расположились в ожидании своих поездов пассажиры, Лосев и Войцеховский стали пробираться к буфету. Люди вокруг негромко беседовали, читали. Здесь было мало детей, мало багажа. Это были в основном пригородные пассажиры. Поезда здесь ходили сравнительно часто, и потому в зале царила обстановка деловая, торопливая и озабоченная. Никто тут не спал, не располагался есть и вообще не готовился к длительному ожиданию, и не возникало мимолетных знакомств.

Вначале Лосев, добравшись до высокой и длинной буфетной стойки, не увидел буфетчицу, зато сразу же заметил пирожки, жареные пирожки с мясом, как было указано на этикетке, лежавшей рядом с блюдом. Тут же находились и бутерброды с сыром, непременная принадлежность буфетного ассортимента. Только лишь пива, естественно, не было. Оно теперь относилось к дефициту, и это обстоятельство следовало учесть в предстоящем разговоре. И тут он увидел наконец и буфетчицу, она с усилием протиснулась из какой-то дверцы между полками. Это была средних лет, необъемной толщины женщина. Растянутый до предела белый испачканный чем-то халат еле выдерживал напор ее могучих форм. Мясистое, расплывшееся лицо ее блестело от пота, на грубо крашенных бронзовых волосах еле удерживалась белая несвежая наколка. Жирной, обнаженной до локтя рукой буфетчица откинула со лба прядь волос и холодно, настороженно взглянула на подошедших мужчин.

— Здрасьте, Мария Савельевна, дорогуша, — задушевным, почти игривым тоном произнес Войцеховский, пряча усмешку, которая предназначалась Виталию, уж очень тот был в первую минуту поражен видом этой женщины, ожидая увидеть что-то прямо противоположное. — У нас к вам просьба, Мария Савельевна, — тем же тоном продолжал Войцеховский. — А точнее сказать, вопросик.

— Ну и чего надо? — грубовато и величественно спросила буфетчица. — Ничего не получила, чего тебе надо, сразу скажу.

— При чем здесь «получила», — с досадой возразил Войцеховский. — Я же русским языком говорю: есть вопросы. Вот у товарища есть к вам вопросы, — он указал на Виталия. — Наш товарищ, из города.

Мария Савельевна всем своим тучным телом грузно повернулась к Лосеву. Глаза их встретились, и неожиданно на отекшем, суровом лице буфетчицы мелькнуло какое-то подобие улыбки и суровый взгляд чуть смягчился.

— И какой же у вас вопрос ко мне, гражданин? — спросила она уже совсем не сухо и не величественно, как вначале, а с некоторой, казалось бы, симпатией и даже желанием помочь.

— У меня их целых четыре, с вашего разрешения, — улыбнулся Лосев.

— Ну давайте, давайте, хоть четыре, хоть сколько, — добродушно разрешила Мария Савельевна. — Раз уж из города приехали. Надо же.

— Первый: вы работали позавчера вечером?

— А как же. До ночи чухонилась. Пропади оно все тут.

— И вот пирожки эти, — Виталий указал на стойку, отметив про себя, между прочим, изменения в тоне, каким теперь говорила с ним буфетчица. — Они позавчера тоже в продаже были?

— Ну, были. Что ж тут такое? Товар ходовой. Она снисходительно усмехнулась.

— До самого конца работы они в тот день были? — продолжал допытываться Лосев.

— До самого, до самого. Чего ж им не быть?

— Ну а пиво было?

— А что такого? Мне указание дано, я и продаю. А уж набежало… Их как электричеством всех ударило, откуда только узнали.

— Ясное дело, — вздохнув, согласился Лосев, про себя досадуя такому внезапному скоплению покупателей в тот момент, и, улыбнувшись, заключил: — Вот и все четыре вопроса, Мария Савельевна, как раз и уложились. Ну а теперь постарайтесь вспомнить, не заглянул ли к вам в тот вечер, часов так в двенадцать…

— Перед самым, выходит, закрытием?

— Вот-вот, именно так, — с ударением произнес Виталий. — Перед самым закрытием вот этот человек.

— И он передал Марии Савельевне фотографию.

— Ха! — воскликнула она, едва взглянув. — С портфелем, малявка такая? Ну, точно.

Профессиональная память на лица у тех, кто все время обслуживает людей, не раз помогала, а то и выручала Лосева. И он привык полагаться на таких людей, на их память, если, конечно, был убежден в их искренности. Между прочим, Виталий знал, что наблюдательность таких людей одним запоминанием не ограничивается. Она обычно включает еще и мгновенную узнаваемость ими некоего как бы социального и профессионального статуса появившегося перед ними человека.