Эдуард Фикер - Современный чехословацкий детектив

— Удивительно, — сказала она задумчиво, с видимым напряжением, — обычно он сидел один, пил вино и наблюдал за суетой вокруг. А в эту субботу...

— Что в эту субботу?

— В субботу, — ответила она медленно, — с ним за столом сидели... за столом, где он всегда сидел один , — это такой маленький столик в углу у стойки... В субботу с ним были двое парней.

— Что за парни?

— В том-то и дело...

— В чем?

— Двое совсем чужих парней...

Ресторан в гостинице «Рыхта» шумел по-вечернему оживленно. Старший официант Карлик отдыхал, лишь выписывая счета. За стойкой стоял бармен, между столиками порхала официантка в черной мини-юбке, ее брат в белой рубашке разносил пиво. Пан Карлик слегка «поболел» возле двух столиков, где играли в карты, по-свойски обменялся словечком-другим с завсегдатаями. В оба присматривал за двумя столиками, где собрались студенты и ребята, которые летом, пока продавщица была в отпуске, работали в молочной.

Все шло гладко, пан Карлик мог не волноваться. При появлении поручика Беранека он слегка выпрямился. Беранек подошел к стойке, взял кружку пива и стал ждать, когда подойдет пан Карлик. Ждал он долго, но все же дождался.

— Пан метрдотель, можно вас на минутку?

— Вам счет? Пан бармен, будьте любезны...

— Да нет, я бы хотел... запасной ключ от номера коллеги. Он вернется, скорей всего, поздно, а ключ, наверно, взял с собой.

— Ничем не могу вам помочь, простите. Запасной ключ...

— Ключ у вас есть, но...

— К сожалению, это запрещено. У нас только по два ключа от каждого номера, и если один потеряется...

— Не потеряется. Я пойду туда и останусь до утра. И ужинать буду там.

— Простите, мы...

— Ключ! — коротко оборвал его Беранек и одним духом допил пиво. — И скажите в кухне, чтобы мне приготовили большую порцию холодного мясного ассорти. И две бутылки пива.

Пан Карлик возмущенно отвернулся.

— Пожалуйста. Как будет угодно. Вы подождете здесь, ваше благородие?

— Подожду.

Старший официант приоткрыл дверь в кухню и громко сказал:

— Двойную порцию ассорти!

Светофор у шлагбаума мигал синим светом, шоссе у железнодорожного переезда неподалеку от станции Опольна было пустынно, но предупредительный сигнал с тупым упорством вспыхивал всю ночь.

Прошел дизель-поезд — один-единственный вагон.

На станции, где перед платформой стоял дежурный — старик с пышными седыми усами, — вагон остановился.

Дежурный отдал честь, как во времена наших дедов, — теперь такое увидишь только в кино.

На платформу вышел одинокий пассажир — женщина в костюме, с сумочкой через плечо и небольшим саквояжем в руке.

Дежурный замахал зеленым фонарем.

Поезд тронулся.

— Добрый вечер, пан Вондрачек, — поздоровалась женщина тихо. Она остановилась перед дежурным, под мощным фонарем, так, чтобы он видел ее лицо. — Вы еще работаете?

Старик приоткрыл рот, усиленно размышляя. Долго смотрел на нее, потом покачал головой.

— Не могу вспомнить, пани... Никак не могу. Вот это, — он кивнул на освещенное окно канцелярии, — у меня всегда в полном порядке, а память, пани, память на людей уже не та.

— Рамбоусекова. Да, пан Вондрачек... Рамбоусекова...

— Анна. Да. Анна Рамбоусекова, урожденная Гола, отец работал на сахарном заводе, а жили вы... — Он запнулся. — Простите старика. Далекое прошлое мне ближе, чем то, что случилось вчера. — Вондрачек выпрямился (он принадлежал к тому поколению, которое форма обязывала быть подтянутым и учтивым) и слегка склонился перед ней. — Позвольте выразить вам соболезнование. Бедняга. — Он сердечно и крепко пожал ей руку. — Бедняга.

— Благодарю, пан Вондрачек, Хотя мы столько лет жили врозь, а все же... — вздохнула она.

— О покойных ничего, кроме хорошего, пани Рамбоусекова. Но с Болеславом ни одна женщина не выдержала бы. И все же такого конца он не заслужил, — печально сказал пан Вондрачек. — Прямо страсть, что нынче творится. Уже и до нас дошло.

— Мне ничего не сказали, пан Вондрачек. Только что он... умер... А мне надо, мол, немедленно приехать сюда и явиться в отделение.

— В самом деле ничего не сказали?

Она покачала головой.

Вондрачек наклонился к ней и вполголоса сказал:

— Лучше уж... я вам скажу... чем они. Убили его. В парке. Тело нашли сегодня утром.

— Убили?

Он опустил глаза и прошептал:

— Зверски убили.

— Это, наверно... ведь... а кто... — растерянно выдавила она.

Он покачал головой:

— Еще неизвестно. Наверно, потому вас и вызвали.

— Что ж, спасибо вам, пан Вондрачек.

— За печальные вести благодарить не положено, пани Рамбоусекова. Желаю вам доброго пути.

— До свидания, пан Вондрачек... — Она помолчала. — Можно мне от вас позвонить? Пану Матейке. Хочу встретиться с ним, прежде чем пойду туда...

— Конечно. Звоните. Обстоятельства и впрямь исключительные.

Он пригласил ее в дежурку, сам нашел в телефонном справочнике нужный номер, набрал, передал ей . трубку.

— Войтех Матейка? — спросила она. — Да? Говорит Рамбоусекова. Анна. Да, Аничка... Нет, я звоню из Опольны. Со станции... Пан Вондрачек мне все сказал... Нет, только самое главное. Меня вызвали сюда. Пришли после обеда и... Что он умер. Я хотела с кем-нибудь — лучше с тобой — посоветоваться, прежде чем идти к ним... Да. Да. Нет, не надо меня встречать. Дорогу я помню. И багажа у меня нет. До свидания. — Она положила трубку, — Спасибо вам, пан Вондрачек. И спокойной ночи.

Рамбоусекова вышла на площадь перед станцией. Кругом расстилались поля. Опольна была скрыта холмом.

Тихо, нигде ни души.

Она пошла знакомой тропинкой к шоссе.

Вслед ей мигал синий огонек у шлагбаума.

— Теперь налево! — крикнула Лида. — На лесную дорогу.

Экснер резко крутанул руль и въехал на деревянный мостик. Подгнившие балки затрещали.

— Еще немного дальше. Вон к тем сросшимся деревьям. Это буки, — поучительно сказала она. — Там есть прогалина и можно развернуться.

Ровная, поросшая травой дорога разделилась возле буков надвое. Там-то и была небольшая прогалина. Он развернул машину, остановился и погасил фары. И тотчас их обступила неимоверно жуткая тьма.

Она тихо вздохнула.

— Что такое? — спросил капитан Экснер.

— Тебе не кажется, что ночь до ужаса черная?

— Кажется... — Он помолчал и добавил: — Ну и дела...

— А что такое?

— Она еще спрашивает! — воскликнул он. — Не прошло и двух часов, как ты заговорила о том, что, собственно, тут самое важное.

— О том, что темно? — спросила она невинно.

— И об этом тоже. Я готов прямо задушить тебя!

— Не посмеешь.

— Посмею.

— Не посмеешь. Ты страж закона.

— Я в отпуске.

— Сначала выслушай меня, — сказала она, подчеркнуто мягко, по-женски, — а потом уж начинай. Что я сказала такого важного?