Эдуард Фикер - Современный чехословацкий детектив

— Следовательно, хотя вы и жили врозь больше двадцати лет, по закону вы его супруга со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями.

— Да, конечно.

— В таком случае незачем объяснять вам, что это значит. Видимо, вы, как супруга... должны позаботиться о похоронах. Пан Рамбоусек был застрахован?

— Я, ей-богу, о нем знать ничего не знаю. Двадцать лет, пан... товарищ Шлайнер. Ей-богу. Совсем ничего.

Он покачал головой.

— Стало быть, похороны. Потом, наверно, дела с наследством. А мы бы хотели знать — в данном случае это, разумеется, формальность, пани Рамбоусекова, — действительно ли вы на протяжении этих двадцати лет не виделись, ну хотя бы по какому-либо общему делу, скажем, по случаю смерти кого-то из родных и так далее. Особенно в последнее время.

— Нет.

— У вас есть дети?

— Сын. Он работает поваром. На Шпичаке.

— Сколько ему лет?

— Двадцать пять. Отслужил в армии.

— А он? Тоже не общался с отцом?

Она вздохнула. Сглотнула подкативший к горлу комок.

— Насколько мне известно, они виделись... Как раз в последние годы. Когда мальчик был в армии, Слав время от времени посылал ему несколько крон.

— А после армии?

— Тоже иногда...

— Когда же они виделись в последний раз?

Поручик Шлайнер давно перестал чертить узоры. Сидел и легонько постукивал карандашом по столу. За годы службы он провел десятки допросов и почти наверняка знал, что сейчас последует.

— Когда же он был. тут в последний раз, пани Рамбоусекова? — повторил он спокойно.

— Кабы я знала, виделись они тогда или нет. Сын только сказал мне...

— Когда?

— В пятницу после обеда...

— На прошлой неделе?

— Да. Сказал, что заглянет к отцу...

— А не говорил, зачем?

— Говорил.

— И зачем же?

— Он хотел купить машину... И ему недоставало нескольких тысяч. Он нигде не сумел достать ни кроны, вот и подумал, что отец мог бы одолжить ему. Но знаешь, Пепа... — Она запнулась. — Товарищ Шлайнер, извините... Такого мальчик бы не сделал. Из-за нескольких тысяч крон. Одолжил бы на работе. В конце концов, я и сама что-нибудь достала бы. Но чтоб родного отца, хоть он его и мало знал... Нет, нет. Это наверняка не... Серьезно.

Поручик Шлайнер кивнул.

— Все в порядке, пани Рамбоусекова, — сказал он с профессиональной невозмутимостью. — В полном порядке. Никто вашего сына в этом преступлении не обвиняет. Никто. И меньше всех мы. Само собой разумеется. А после вы с сыном не разговаривали? Домой он не вернулся?

— Нет, поехал прямо на работу... Там у него семья. Домой он ездит редко. Раз в месяц.

— Значит, у него квартира от работы.

— Что-то в этом роде. Временная квартира. У него маленький ребенок и жена не работает. Но живут они хорошо... Это точно.

— Спасибо, пани Рамбоусекова, что вы приехали так быстро, — поблагодарил поручик Шлайнер. — Еще одна формальность. Все, что вы мне сообщили, мы запишем. Где вас ждет пан Матейка?

— Он сказал, на площади, у бензоколонки.

Шоссе из Мезиборжи в Опольну идет через перелески и ложбины предгорья. А за горами, должно быть, как раз всходило солнце. Вот-вот запоют петухи. Утро вставало теплое, безросное, одно из тех, что сулят предполуденные грозы.

Капитан Экснер ехал более чем медленно. Причин для такой езды могло быть, в общем, три: утомление после бессонной ночи и вытекающая из этого осторожность; желание полюбоваться на досуге окрестностями, потому что в прозрачном и чистом воздухе видно было на десятки километров; и наконец, ему хотелось поразмыслить и просто помечтать. Впрочем, водителю это не разрешается.

Солнце поднялось настолько, что он мог погасить фары.

Каштановая аллея перед Опольной была недвижна, ни один листок не шелохнулся. Эти старые, солидные деревья всякое повидали на своем веку... Единственным живым существом на площади оказалась пугливая собака, спешившая куда-то к замку. Ночные бабочки попрятались, дневные насекомые еще не начали свой хоровод, но птицы уже вовсю распевали утренние песни.

Он свернул к гостинице. Открыл калитку в воротах, затем сами ворота, запертые на засов. Въехал во двор, поставил машину под навес, который в прошлом, несомненно, укрывал кареты. Поднимаясь по лестнице, он держался за перила. Мечтал — это было видно сразу — об одном: побыстрее завалиться в постель.

Сунул ключ в замок не совсем уверенно, как слегка подвыпивший человек. И замер.

Взглянул на номер комнаты. Все правильно — номер на двери совпадал с номером на деревянной груше ключа.

Еще раз попробовал повернуть ключ. Не выходит.

Взялся за ручку двери — открыто. Опешив, он почесал за ухом. Толкнул дверь. Она медленно и тихо отворилась. В полумраке светлело большое окно с опущенными жалюзи. В углу около окна нетронутая постель, у двери умывальник, на полу коврик — старый, но чистый плюшевый коврик, некогда красный, а теперь выцветший.

На диване напротив постели лежала куча одеял. Дверная ручка легко стукнула о шкаф.

Куча зашевелилась и засопела.

Капитан Экснер вздохнул, поправил галстук, подтянул манжеты рубашки — на них следы бессонной ночи были, заметнее, чем на его лице, — вошел в комнату и уселся на кровать, напротив дивана и кучи одеял, из которой торчали босые ноги. Носки и ботинки валялись на полу, пиджак и брюки на кресле.

Поскольку одеяла больше не шевелились, капитан Экснер наклонился и ткнул кучу пальцем.

— А, черт, — проворчал поручик Беранек. — Уж не думаешь ли ты, что я сплю? Вваливаешься с таким грохотом, словно орда ландскнехтов после разгрома женского монастыря.

— Почему именно женского? — поинтересовался Экснер.

— Был бы ты ландскнехтом, так тебя держали бы как специалиста по опустошению только женских монастырей. — Поручик Беранек вздохнул. Он по-прежнему лежал спиной к Экснеру и, казалось, не имел ни малейшего желания двигаться понапрасну. — Я знал, — сказал он ядовито, — что подкараулю тебя тут к утру. Самое позднее во время завтрака. Отпуск кончился, товарищ капитан. Я везу тебе и письменный приказ. — Он еще что-то пробормотал и закутался в одеяло. — Э-э, да уже светает. Неплохо бы тебе навестить Влчека. Он вот-вот закруглится. И наверно, будет рад тебя видеть. А пока он введет тебя в курс дела, глядишь, и утро наступит. Все явятся со свежими силами, приедет надпоручик Чарда, от которого ты так ловко смылся, и ты сможешь приняться за работу. Я свое дело сделал и буду спать.

— Здесь?

— А что, здесь вовсе не плохо, товарищ капитан.

Михал Экснер неторопливо снимал ботинки.

— Тебе, наверно, нет смысла разуваться, Влчек ждет, — заметил поручик Беранек. — И тогда мы сможем подвести итоги...

Капитан Экснер не ответил. Спокойно, не спеша разделся, аккуратно уложил белье в полиэтиленовый мешок, который возил с собой для этой цели, умылся как можно тщательнее — насколько позволял маленький умывальник.