Жиль Николе - Белый камень

Растерявшийся послушник немного поколебался, потом медленно, почти с опаской опустился на пол рядом с большим монахом, стараясь не выпускать того из виду.

— Не хотите поприветствовать нашего друга? — спросил последний, кивая головой в сторону того, что Бенжамен еще не успел рассмотреть.

Молодой человек медленно повернулся и, стараясь казаться равнодушным, взглянул на скелет.

— Шарль? — спросил он спокойно.

— Скорее всего. Но объяснение должно быть там, — уверенно ответил брат Бенедикт, передавая ему листки. — Давайте, читайте! Покончим с этим!

Дрожащей рукой Бенжамен взял листы пергамента и в последний раз с опаской взглянул на собеседника.

— Покончим с этим? — повторил он.

Большой монах понял, что он хотел сказать.

— Не тревожьтесь, мой мальчик… Когда придет время, я объясню вам причины того, что вы назвали… моим предательством.

Послушник наклонил голову и начал читать.

— «Меня зовут Ma…» — не веря себе, произнес он и поднял глаза. — «Меня зовут Матильда де Вальден».

— Да-да, мой мальчик, женщина! — отрезал монах.

Бенжамен резко повернулся к сообщнику и пронзил того взглядом, в котором читались страх и отвращение.

— Вы это знали? Конечно, знали! Вот оно! Вот ваше доказательство! Вот откуда уверенность, что не Вилфрида они изловили! Я был прав! Прав с самого начала… Браво!.. Ваш давешний спектакль был просто великолепным… «Для меня Вилфрид и был тем самым осужденным…»

Брат Бенедикт провел ладонью по лицу, но, казалось, ничуть не смутился.

— Никогда еще я не встречал такого лжеца, — гневно продолжал послушник. — Вы знали, что смертник — женщина, и ничего мне не сказали? Вы хуже, чем… чем…

Глаза обоих метали молнии, но Бенжамен так больше ничего и не сказал.

— Хуже чем кто? — сухо спросил монах. — Ну же, или читайте, или уходите! — приказал он, помолчав. — Я уже сказал, что объяснюсь в свое время.

Молодой человек смолк, пристально посмотрел на собеседника и вновь погрузился в манускрипт.

— «Меня зовут Матильда де Вальден, — начал он дрожащим голосом, — и я знаю, что это она, Пресвятая Дева, привела вас ко мне. Верю, она выбрала вас не случайно, вас, моего свидетеля по ту сторону времени. Она дождется той далекой эпохи, когда люди смогут понять нас прежде, чем осудят. Я знаю, что через вас она дарует мне свое прощение.

Все началось в Константинополе в год 1204-й от Рождества Христова; мне было четырнадцать лет. Случилось это в мае, вскоре после захвата города нашими храбрыми воинами. Вот уже два года я сопровождала моего отца как тень, служа ему оруженосцем и нянькой. Он отправился в этот крестовый поход сразу после смерти моей матери и не смог решиться оставить меня одну. Я помню! Я прекрасно помню наш отъезд, мою радость от того, что я смогу увидеть мир. Я и не подозревала тогда, что меня ждет.

Любовь, ад.

Так вот, в тот день я пошла чистить наших лошадей, потому что мы уже собирались возвращаться с победой в наше королевство. Там, на узкой улочке старого города, я встретила его. Мы ничего не сказали друг другу. Говорили только наши взгляды, они обнялись и не могли расстаться.

В тот же вечер Шарль пришел объясниться мне в любви. Я была всем, что осталось у моего господина и отца, но он без лишних вопросов обещал ему мою руку. Благодарение Богу, он был таким. Он прозревал в сердцах, понимал молчание лучше, чем слова, произнесенные вслух, читал то, что невозможно написать. Никогда не ошибаясь, с первого взгляда он мог проникнуть в душу человека.

Шарль присоединился к нашему кортежу. Первые две недели нашего путешествия и стали всей моей жизнью.

Каждый час, каждая минута были волшебным сном, который с каждым мгновением становился все прекраснее. Он был моим миром, моей вселенной. Послав его ко мне, Господь даровал мне рай.

Увы, как-то утром зло и его повелитель разорили и растоптали мой Эдем. Отец и Шарль отправились спозаранку на охоту в сопровождении большинства вооруженных людей, потому что равнина, которую мы пересекали, считалась безопасной. Мы остались почти без охраны, и притаившаяся неподалеку шайка разбойников воспользовалась нашей слабостью. Они появились словно ниоткуда и набросились на нас, словно изголодавшиеся волки. Они разграбили, сожгли и разрушили все. Не знаю почему, но в живых осталась только я одна. Я прожила два месяца среди этих негодяев, которым нет названия, я терпела насилие и унижения. Внезапно отношение ко мне переменилось, и, несмотря на перенесенные оскорбления и страдания, я снова начала надеяться обрести свободу.

Но я ошибалась.

Несколько дней спустя меня продали на невольничьем рынке в гарем одного знатного человека из династии Сельджукидов в Анатолию. Моя клетка стала золотой, мои мучения — более утонченными. Даже сегодня мне стыдно признаться в том, что только первый год этого плена показался мне невыносимым, потому что со временем совесть приспосабливается ко всему. Когда я наконец поняла, что для тех, кто меня любит, я уже умерла, то перестала желать себе смерти. Я переносила свою судьбу так, словно ее послал мне Господь. Я была сильнее моего повелителя и очень скоро сумела обмануть его, воспользовавшись страстью, которую питал он ко мне. Это жирное и самодовольное существо считало меня своим трофеем, красивой игрушкой, свидетельствовавшей о его могуществе и льстящей его гордыне. Но стоило тому отвернуться, как я превращалась в кинжал, кромсавший его честь; и каждый раз, изменяя ему, я праздновала победу, о которой никто не подозревал.

Я думаю, что смело могу утверждать — тогда я была красива, потому что Шарль клятвенно уверял меня в этом, но главное — потому что все обращенные на меня сладострастные взгляды свидетельствовали о том, что я хороша собой, в этих взглядах, как в зеркале, отражалась моя прелесть. Но знали ли все эти прислужники и сторожа, что, восхваляя прелесть моих черт и ясность моего взгляда или прозрачность кожи, они ковали для меня оружие, которое должно было погубить их самих?

Так постепенно я завоевала сердца и доверие всех окружающих, чтобы выкрасть у их цивилизации то, что было у нее самого ценного и прекрасного: знания. Я заставила их заплатить выкуп за мою свободу знаниями и брала их везде, где только могла. Овладев языком моих тюремщиков, я на многие годы превратилась в прилежную ученицу врача, затем художника и даже великого мыслителя. Они научили меня всему, что знали, словно я была их родной дочерью.

Никогда и нигде я не смогла бы получить столько знаний.

Так в течение более чем десяти лет я готовила свой побег, не сдвинув тем не менее ни одного камня в окружавшей меня стене. Я вырыла совсем другой подземный ход. Я вырыла его в головах своих стражей. Под конец я научилась так сливаться с тем, что меня окружало, что могла пройти мимо них, оставаясь незамеченной. Я превратилась в пленницу-невидимку, изучив их, я их приручила. Я выдрессировала их так, как это может сделать только хозяйка дворца, которой служат, а не невольница, за которой следят.