Максим Окулов - По лезвию ножа, или в погоне за истиной

— Доехал, слава Богу! Ну, сейчас начнем.

— Батюшка, ну объясните мне, как это происходит? Я все же ничего не понимаю!

— Денис, здесь все просто. Когда человек идет к Богу, дьявол старается этому всячески помешать. Ничего серьезного он сделать не может, поскольку все его действия ограничиваются волей Бога. Господь попускает ему только «мелочи», чтобы проверить нашу решимость и укрепить нас в вере. Я уже тебе нечто подобное говорил. Один московский батюшка рассказывал, как у него на приходе одна молодая семейная пара — начинающие христиане — пытались причаститься в течение нескольких месяцев. Они только подготовятся к Причастию, соберутся, настроятся, как что-то происходит: то один заболеет, то другой, то еще что-то случится. Им бы стараться не обращать внимания, но стремиться сделать главное, а решимости не хватает. Так и откладывали, пока, наконец, не решили: завтра, что бы ни случилось, если будем в состоянии, хоть ползком, но до храма доберемся. Утром они оделись, вышли в сени (жили они в деревенском доме) и услышали грохот: в доме обвалилась крыша. Молодые постояли, посмотрели на это, закрыли дом и поехали причащаться.

Я от души рассмеялся:

— И такое бывает!

— Ой, Денис, лучше сказать: бывает и не такое! Ну, ладно, давай помолимся и начнем.

Следующие 1,5 часа растянулись на сутки. Я стоял перед аналоем, на котором лежали Крест и Евангелие, а отец Михаил стоял рядом. Дверь храма была закрыта, внутри царил полумрак, медленно двигались тени от горящих лампад. Иногда казалось, что все это происходит не на земле. Каждой клеточкой своего тела и души я ощущал важность и серьезность происходящего. Последовательно, год за годом я вспоминал события своей жизни, обращая внимание на то, что оставило след в моей памяти, на то, что заставило мою совесть напоминать о себе. Удивительно, но, пожалуй, одним из самых ярких событий был первый в моей жизни обман. Мне тогда только исполнилось шесть лет, но я помнил этот день так, как будто это было вчера. Я разбил любимую мамину чашку и очень боялся наказания. «Дельная» мысль пришла в голову неожиданно, и я свалил все на нашу кошку Муську. Мама поверила, но в этот момент я не испытал облегчения, но напротив: гадкое чувство впервые накрыло меня с головой. Я обманул маму! Ничто не было мне в радость до тех пор, пока я не пошел и не признался, что Муська тут ни при чем. Только тогда мне стало легче. Как же меня поразила тогда реакция мамы: она была счастлива. Да, она меня пожурила, но радости своей скрыть не могла.

Медленно я продвигался к годам своей бурной молодости. Говорить становилось все тяжелее, все более постыдные вещи приходилось произносить вслух. Отец Михаил был очень тактичен. Иногда священник комментировал тот или иной поступок, называя причины, его вызвавшие, или последствия, которые должны были наступить. И практически всегда он оказывался прав. Например, я рассказал ему, как в седьмом классе связался с хулиганской компанией и вскоре впервые участвовал в коллективном избиении школьника, который был года на два младше нас. Мы впятером завели его в заброшенный питерский двор-колодец, обчистили карманы, а потом били все поочереди. Батюшка тут же сказал:

— И через сколько дней побили тебя?

— А откуда вы знаете, что меня побили?

— Да закон такой, Денис. Закон жизни. Так сколько дней прошло?

— Это случилось на второй день.

— Любит тебя Господь! Как Он тебя сразу и вразумил. Обошлось без больницы?

— В травмпункт меня мама водила — вывих и сильные ушибы. К нам — троим — привязались семеро десятиклассников. Они были пьяные. Мы еще легко отделались. Я тогда порвал с той компанией.

— Ты согласен, что это для тебя было благом?

— Еще бы!

Особенно тяжко было говорить о своих сексуальных похождениях и вообще обо всем, что связано с интимной сферой. Отец Михаил был особенно внимателен к подобного рода грехам:

— Понимаешь, Денис. Каждый грех отвратителен по своей сути. Ведь грех — это не просто нарушение закона. Грех ранит нашу душу, как будто острым лезвием вонзается в нее. Душа становится больной, теряет способность правильно чувствовать, теряет верную ориентацию в мире. Добро для нее становится злом, а зло — добром. Но из всего множества грехов особняком стоят самые тяжкие грехи — смертные. Они так называются потому, что, согрешая ими, человек фактически убивает свою душу, полностью отделяет себя от Бога. В наше время самые коварные из смертных грехов — это грехи блудные. Поскольку среднестатистический современный человек все еще принципиально не приемлет убийства или воровства, но к своей интимной жизни относится в высшей степени вольно. Этому способствует и современная пропаганда, культура и искусство, увы.

Исповедь подходила к концу, и только теперь я ощутил, сколь тяжкий груз упал с моих плеч. Кроме того, от священника я получил бессчетное число ценнейших советов и пояснений. Мне стали ясны причины многих поступков, а также способы противостояния тем или иным неподобающим желаниям. В конце о. Михаил напутствовал меня такими словами:

— Дионисий, сейчас тебе просто необходимо быть предельно внимательным к себе, к своей духовной жизни. Я всегда стараюсь предупредить людей, которые решаются креститься, что это в высшей степени ответственный шаг. Сам Господь предупреждает нас, говоря о человеке, из которого изгнан бес. Этот бес ходит и скитается, не находя себе приюта, пока не решает вернуться обратно. И вот, если он находит прежнее жилище пустым и чисто прибранным, то приводит с собой еще семь злейших бесов, и становится человеку гораздо хуже прежнего. Это тоже закон духовной жизни. Есть в миру такая поговорка: природа не терпит пустоты, она и к нашему случаю подходит. В Крещении душа человека очищается, и бес, имевший до той поры определенную власть над ней, многого лишается, то есть по сути изгоняется. Но это освободившееся место необходимо заполнить. И чтобы оно не было заполнено злейшими бесами, необходимо там присутствие Духа Святого. Дух же стяжается постом, молитвой и таинствами церковными. А от прежних страстей необходимо избавляться.

— Батюшка, я постараюсь.

Я встал на колени, а отец Михаил накрыл меня епитрахилью и прочитал разрешительную молитву. Я не мог подняться с колен несколько минут: случилась нечто уже знакомое мне, когда теплая волна подкатывает к груди, и невозможно сдержать слез, когда испытываешь невероятную легкость, когда так хорошо, что хочется поделиться этим счастьем с каждым человеком на земле. Рука священника мягко легла мне на голову, я вспомнил маму. Немного успокоившись, я попросил отца Михаила уделить мне еще немного времени, и мы сели на деревянные стасидии [24] Специальные деревянные сиденья, традиционные для греческих храмов. , стоявшие вдоль стен храма.