Сью Графтон - М - значит молчание

— Согласна. Прошлое изменить нельзя, но мы наконец объяснились.

— Именно так. — Кэти потянулась к бутылке и, выпив еще бокал, вытерла рот ладонью. — Лола говорит, что мне надо поговорить с юристом по разводам из Сан-Луи Стенли Бламом. По ее словам, он на этих делах собаку съел. Берет бешеные деньги, но хороший специалист. Мне нужно тоже подать иск и как можно скорее.

— Помнишь Моральное Перевооружение?

— Ха, ты говоришь с чемпионом в этом деле! Моральное Перевооружение было моим вторым именем.

— Ты все еще думаешь, что это правильно? Абсолютная Честность?

— Еще бы, конечно.

— И что друзья помогают друг другу, когда один из них сбивается с верного пути?

Кэти в раздражении закатила глаза.

— Послушай, Лайза, не думай, что я не понимаю твоего противного тона. Можешь злиться, сколько тебе угодно, но я сделала это ради тебя. Я страшно переживала — честное слово! — но поступила так, как велела мне совесть. Я не извиняюсь и надеюсь, что ты и не ждешь извинений. Ты хочешь меня обвинять? Ну что ж, давай, но тебе следовало бы вместо этого благодарить меня. Что, если бы ты вышла за него замуж? Ты об этом когда-нибудь думала?

— Тебе даже не стыдно?

— Разве ты не слышала, что я сказала? Я не собираюсь просить прощения за то, что считаю правильным. Я не хотела, чтобы ты сделала ошибку, о которой будешь потом жалеть всю жизнь.

— Понимаю.

— Наконец-то.

— Наверное, я на твоем месте поступила бы так же.

— Знаю и ценю тебя за это. Ты хорошая подруга. — Кэти потянулась к ней, желая ее обнять, но Лайза не сдвинулась с места, и Кэти сделала вид, что отряхивает юбку. Потом она снова глотнула вина, и я заметила, что ее рука, державшая бокал, слегка задрожала.

— На самом деле я так и поступила.

— Что ты сказала?

— Я сделала то же самое для тебя. Ты вмешалась в мою жизнь, и я решила, что должна вмешаться в твою.

Кэти поставила бокал.

Лайза продолжила спокойно, не спуская глаз с Кэти:

— Я позвонила сегодня Винстону. И рассказала ему о Филиппе.

— Ты рассказала ему?

Лайза рассмеялась.

— Да. Все до мельчайших подробностей.

Я не собиралась оставаться у Лайзы так долго, но после того как Кэти ушла, мы сели и обсудили ее разговор с подругой. Лайза казалась теперь не такой удрученной, как раньше. Мы смеялись и болтали, пока я не взглянула на часы: 20.39.

— Мне надо ехать. Боже, уже так поздно! Где офис шерифа?

— На Фостер-роуд за аэропортом. Я начерчу вам карту. Это несложно, — сказала она. — Самый короткий путь от 106-го шоссе к Уинслет-роуд.

— О да, я видела эту дорогу.

Лайза набросала на салфетке карту. Масштаба на ней не было, но я тем не менее быстро сориентировалась. Я сунула салфетку в карман.

— Спасибо. Как только я получу последнюю информацию, я отвезу ее в департамент шерифа.

— А после этого поедете домой?

— Да, мне надо быть дома. У меня куча дел, плюс почта, плюс звонки, на которые надо ответить. Если я не вернусь к работе, то мне в этом месяце нечего будет есть.

Мы обнялись. Дойдя до машины, я оглянулась: Лайза стояла в дверном проеме, освещаемая светом, падающим из гостиной. Она убедилась в том, что я благополучно села в машину, и помахала мне на прощание рукой. Я завела мотор и отъехала от обочины, бросив быстрый взгляд на часы. Миссис Вирик показалась мне очень пунктуальной дамой, которая запрет дверь и выключит свет, если опоздаешь хоть на минуту.

Резко похолодало. Над дорогой стелился туман. Тем не менее на большой скорости я выехала на Мейн-стрит, которая сворачивала на 106-е шоссе. Машин было мало, и, когда я оставила Санта-Марию позади, меня окутала темнота. Широкие черные поля лишь изредка на мгновение радовали полоской света — там, где попадались один-два дома. В воздухе пахло сыростью. Фары моей машины высветили дорогу, на которую я быстро свернула. У меня было очень смутное представление о том, как далеко еще до дома миссис Вирик. В этой части округа было пять или шесть дорог, которые шли прямо, иногда пересекаясь друг с другом. Теперь я ехала в сторону океана, находившегося где-то впереди и отгороженного от меня чередой низких холмов, их темный силуэт вырисовывался на фоне серо-черного неба.

Время от времени мне попадались нефтяные вышки и рядом с ними огромные нефтехранилища, освещенные снизу — словно для того, чтобы подчеркнуть их объем. По обеим сторонам дороги шли ряды колючей проволоки. Луна иногда высвечивала ирригационные трубы, зигзагообразно пересекающие поле. На горизонте показалась чахлая сосновая рощица, а за ней, словно вспышка ярко-синего цвета, — дом миссис Вирик — в ста футах от шоссе, посреди мусорной свалки.

Я снизила скорость и свернула на колдобистую грязную дорогу. Женщина жила посреди пейзажа из ржавой сельскохозяйственной техники, разбитых автомобилей, гор соломенных тюфяков, деревянных нар и сетки-рабицы для курятников. Здесь, вероятно, находилось и кладбище старой сантехники — тут и там валялись раковины, унитазы и ванны. В стороне, у деревянного сарая лежали секции брошенной железной ограды: их было так много, что можно было бы огородить целое пастбище.

Была здесь, конечно, и собачья будка, а рядом с ней на цепи бегал широкогрудый полосатый питбуль. Тугой ошейник делал его лай похожим на кашель больного коклюшем. Я подумала о питбуле Джейка, который загрыз карликового пуделя Виолетты, и понадеялась, что цепь достаточно прочная.

Места для парковки не было, не считая окружавшей дом освещенной грязной узкой дорожки. Я затормозила возле пикапа для перевозки вина — без колес и со сломанной задней дверцей. Заглушила двигатель и вышла из машины. Проходя к крыльцу, я искоса поглядывала на питбуля. Деревянные ступеньки сильно заскрипели под моими ногами, что привело пса в состояние дикой ярости. Собака рвалась с такой силой, что вся его будка сотрясалась до основания. Оглядев двор, я увидела бесчисленное число старых машин: возможно, миссис Вирик наряду с прочим барахлом торговала и уцелевшими запчастями.

Верхняя часть входной двери была стеклянной; вместо занавески стекло закрывал кусок материи, которая когда-то, возможно, была кухонным полотенцем. Слышно было, как работает телевизор — видимо, телесериал еще не закончился. Когда я постучала, стекло жалобно задребезжало под костяшками моих пальцев. Через мгновение миссис Вирик высунула голову и открыла дверь. В гостиной горел верхний свет, а дальше виднелась ярко освещенная кухня.

Хозяйка дома оказалась на вид гораздо приятнее, чем я ее себе представляла. Когда мы говорили по телефону, я думала, что это старая карга — сгорбленная, неопрятная, с лохматыми седыми волосами, слезящимися глазами и щетиной на подбородке. Она упомянула в разговоре свой сарай, и я вообразила старуху, которая хранила журналы «Лайф» с 1946 года. В моем воображении рисовался дом с высокими, до потолка, кипами газет, везде кошки и грязища.