Роберт Харрис - Призрак

— Я помню ее, — сказал он, тыкнув пальцем в снимок. — И ее. Она написала мне однажды, когда я был премьер–министром. Рут это не понравилось. О боже!

Лэнг провел рукой по лицу.

— Рут!

На миг я подумал, он был готов разрыдаться. Но когда Лэнг снова посмотрел на меня, его глаза были сухими.

— Что вы намерены делать дальше? Как проведенное вами расследование повлияет на вашу работу?

В иллюминаторе появились узоры огней. Я видел фары машин на дороге.

— Клиент всегда имеет последнее слово в вопросах выбора того материала, который должен остаться в его книге, — сказал я. — Обычно так всегда происходит. Но в данном случае, учитывая те подозрительные обстоятельства…

На записи мой голос был заглушён громким шелестом, когда Лэнг склонился вперед и схватил меня за предплечье.

— Если вы имеете в виду Майка, то позвольте мне сказать, что я был жутко напуган его гибелью.

Он буквально буравил меня взглядом, стараясь изо всех оставшихся сил убедить меня в своей искренности. И я должен признать, что, несмотря на все возникшие сомнения, это ему удалось. Я и сейчас уверен, что он говорил мне правду.

— Если остальные мои слова кажутся вам ложью, то хотя бы в это поверьте. Я не виновен в смерти Майка, и та картина в морге останется в моей памяти до последнего дня. Я убежден, что его гибель была несчастным случаем. Ну, ладно, предположим на миг ради спора, что она была не случайной.

Его пальцы еще сильнее сжали мою руку.

— А о чем он думал, когда поехал в Бостон к Эммету? Майк крутился в политике достаточно долго и должен был знать, как опасно совершать такие поступки — особенно когда ставки настолько высоки. В любом случае, он сам убил себя. Типичное самоубийство.

— Вот это меня и тревожит, — сказал я.

— Но вы же не думаете, что вас ожидает подобная участь? — спросил Лэнг.

— Такая мысль иногда приходила мне в голову.

— Ничего не бойтесь! Я могу гарантировать вашу безопасность.

Наверное, мой скептицизм был слишком очевидным.

— Да бросьте, парень! — возмутился он, опять вцепившись пальцами в мое плечо. — С нами в самолете находятся четверо полицейских. Кем, по–вашему, мы являемся?

— Хороший вопрос, — ответил я. — Кем вы являетесь?

Мы пролетели над макушками деревьев. Посадочные огни «Гольфстрима» запульсировали на темных волнах леса. Я попытался убрать его руку.

— Прошу прощения.

Лэнг неохотно выпустил меня, и я пристегнул ремень. Он сделал то же самое. Экс–премьер посмотрел в окно и, увидев аэропорт, вновь повернулся ко мне. Когда мы грациозно опустились на посадочную полосу, он испуганно спросил:

— Вы уже говорили об этом с кем–нибудь?

Я почувствовал, что мои щеки стали алыми.

— Нет.

— Вы говорили.

— Нет, не говорил.

На записи мой голос звучал немощно, как у ребенка, пойманного на месте преступления. Лэнг снова склонился вперед.

— С кем вы говорили?

Взглянув на темный лес за периметром аэропорта, где можно было спрятать не только мой труп, но и все что угодно, я решил использовать свой последний страховочный полис.

— С Ричардом Райкартом.

Наверное, это был разительный удар для Лэнга. Возможно, он понял, что всем его надеждам пришел конец. В тот момент он напоминал мне неподвижное здание, некогда величественное, но позже ставшее непригодным для использования — еще мгновение, и взрывчатка взорвется; на несколько секунд фасад сохранит свои очертания, а затем медленно рухнет вниз. Таким мне и запомнился Лэнг. Он наградил меня долгим взглядом и молча откинулся на спинку кресла.

Самолет остановился перед зданием аэровокзала. Рев двигателей смолк.

Именно тогда — впервые за долгое время — я сделал наконец что–то умное. Пока Лэнг сидел, размышляя о крахе карьеры, и пока Амелия пробиралась к нам по проходу, чтобы объявить об окончании интервью, я додумался вытащить записанный диск. Сунув его в карман куртки, я вставил в диктофон чистую «болванку». Лэнг был настолько ошеломлен, что ничего не заметил, а Амелия проявляла интерес только к выпившему боссу.

— Ну, все, — твердо сказала она. — Достаточно бесед на этот вечер.

Она забрала пустой бокал из покорной руки Лэнга и передала его стюарду.

— Нам нужно возвращаться домой, Адам. Рут ждет тебя у ворот.

Амелия присела перед ним и расстегнула пояс безопасности. Затем, поднявшись во весь рост, она сняла со спинки кресла его куртку. Приглашая Лэнга одеться, она вытянула куртку перед собой и слегка встряхнула ее, напомнив мне отважного матадора с красной накидкой. Но, несмотря на решительные действия, в ее голосе чувствовалась огромная нежность.

— Адам? Прошу тебя, вставай.

Он подчинился и, словно в трансе, поднялся на ноги, по–прежнему бессмысленно рассматривая дверь пилотской кабины. Амелия вставила его руки в рукава куртки и, обернувшись ко мне через плечо, сердито спросила со своей традиционной точной дикцией:

— А вы какого хрена тут расселись?

Это был хороший вопрос. Какого хрена я тут делал? Люк самолета открылся, и трое парней из спецслужб спустились по трапу. По салону пронесся порыв холодного воздуха. Лэнг зашагал к выходу, едва не наступая на пятки четвертого телохранителя. Амелия шагала следом за ним. Я быстро уложил диктофон и пакет с фотографиями в наплечную сумку и тоже направился к люку. Из кабины вышел пилот. Наверное, он хотел попрощаться со знаменитым пассажиром. Я увидел, как Лэнг приободрился, поднял плечи и двинулся навстречу к нему, протягивая руку.

— Полет, как обычно, был великолепным, — невнятно произнес экс–премьер. — Вы моя любимая авиакомпания.

Он пожал ладонь командиру экипажа, затем, заглянув в кабину, поблагодарил второго пилота и стюарда.

— Спасибо вам. Большое спасибо.

Когда Лэнг повернулся к нам, на его лице все еще сияла профессиональная улыбка. Но она быстро исчезла, и он снова стал походить на побитого пса. Его телохранитель уже спускался вниз по трапу. В салоне остались только Лэнг, Амелия, я и две секретарши. Мы ожидали своей очереди на выход из самолета. Стоя перед иллюминатором, я увидел за освещенной стеклянной стеной аэровокзала невысокую фигуру Рут. Она находилась слишком далеко, и я не мог судить о выражении ее лица.

Лэнг повернулся к Амелии и тихо спросил:

— Ты не могла бы задержаться здесь на пару минут?

Затем он обратился ко мне:

— И вы тоже. Мне нужно поговорить с женой наедине.

— Ты в порядке, Адам? — спросила Амелия.

Она работала с ним долгое время и, я полагаю,

любила его слишком сильно, чтобы не заметить перемену настроения. Она тоже предчувствовала беду и понимала, что эта ситуация вела к каким–то ужасным последствиям.

— Все просто чудесно, — ответил Лэнг.