Аркадий Карасик - Запоздавшее возмездие или Русская сага

-- Постыдились бы такое говорить при ребеночке! Стыдобушка!

Настька быстро перемыла посуду, прошлась веником по полу, смахнула со стола крошки и побежала на край огорода к вросшей в землю древней бане.

-- А мы с тобой, герой-старшина, в погреб, - таинственно прошептал Федька, косясь на приоткрытую дверь. - Оглядим наше богатство.

-- Зачем? - удивился Прохор. - Только вчера проверяли.

-- Проверяли да не так... Сичас выберем подарунчики для шлюшонок. Глядишь, крепче станут обнимать.

Знакомый процесс вскрытия захоронки. При виде семерых горшков у Прохора зачесались руки - удавить проклятого компаньона, самому перещупать золотые безделушки, погладить камушки... Нельзя, никак нельзя, не то вместо богатства отвалят лягавые годков пятнадцать за решеткой. Заставил себя успокоиться.

-- Лучше бы, конечное дело, презентовать бабам по золотому члену с алмазными яйцами, - веселился Федька, то и дело повторяя излюбленное присловье. - Да вот беда - нету таких украшений. Придется енти сережки, покачал на мозолистой ладони золотые серьги с вкрапленными в них бриллиантами. - Или бусы? Разные ожерелья да камеи - не для деревни, засмеют... Как думаешь, кореш?

Прохор безразлично пожал плечами.

-- Значится, Фекле - сережки, Симке - бусы. Все, дружан, пошли

отседова, как бы Настька не засекла.

Привалив плиту, для большей надежности прикатили к ней кадушки с соленьями, на них взвалили разную хурду-мурду. Выбрались на волю. Во время

- по огородной тропке спешила Настька, за ней, переваливаясь с боку на бок - Ефимка.

-- Все, мужики, берите бельишко и бегите в баньку. Знатно мы с малышом натопили ее!

В крохотной раздевалке Семенчук, по прежнему балагуря, скинул исподнее, затолкал его в специально поставленную корзину. Придерживаясь за стены, запрыгал на одной ноге в парилку.

-- Молоток наша девка, знает, как угодить мужикам. Оженился бы, дак

ведь не согласится - стар для нее... Пошли, Прошка, разоблачу тебя.

Слава Богу, не так давно врачи сняли с паралитика гипсовый корсет, заменили его на новое свое изобетение - матерчатый, жесткий, на пуговичках. Сидякин вспомнил сколько неприятностей доставил ему гипс

- толком не помыться, даже на унитаз так просто не сядешь, приходится примащиваться.

В жаркой парилке он улегся на полок. Федька сноровисто расстегнул пуговицы, осторожно выташил из-под старшины корсет. Плеснул на каменку кружку кваса, натянул специальные рукавички, схватил два веника и, угрожающе ощерясь, принялся охлестывать Прохора. Прыгал возле полка и хлестал, хлестал.

В звключении окатил компаньона из шайки и принялся за себя. Хлестался и болтал, болтал и хлестался. В основном на тему будущего житья, когда он оженится на сисястой бабе и примется изготавливать наследников.

Посчитав мытье завершенным, притащил корсет и застегнул его на безвольно лежащем дружане. В раздевалке натянули чистое исподнее и весело болтая направились к избе.

-- Полегчало после парилки?

-- Малость полегчало, - болезненно поморщился Сидякин, ощупывая низ корсета. - Но не до конца... Знаешь, что, Федька, к бабам пойдешь один, я

- в поликлинику к докторам.

-- В город?

-- Нет, больному в город ехать несподручно, вдруг в дороге что-нибудь сместится. Лучше подамся в Натальино. Там, говорят, новый неврапатолог, знающий мужик. А ты отметься у баб, мало будет Феклы разрешаю потребить Симку. Ох и зла же баба на любовь - двоих осидит, в пот вгонит.

-- Одному как-то несподручно, - заколебался Семенчук. - Может, в поликлинику наведаешься в другой раз?

-- Честно признаюсь - боюсь. В госпитале предупредили: с позвоночником лучше не шутить. Выйдет себе дороже.

-- Ну, ежели так, двигай. Постараюсь один справиться...

После сытного обеда Сидякин натянул новые брюки, светлозеленую рубашку, поверх - легкую куртку. И зашагал по обочине дороги. Автобуса дожидаться - не резон, скорее пехом доберешься.

Натальино - большая деревня, раскинувшаяся по обоим берегам бойкой речушки. С собственной больницей и поликлиникой, даже с Домом колхозника одноэтажным приземистым зданием с выцветшим флагом над крыльцом. Именно больничка и "гостиница" больше всего интересовала Прохора.

И еще одно достоинство - прошагать десяток верст в одну сторону и столько же - в обратную даже паралитику под силу.

Проверился по полной программе: терапевт, хирург, неврапатолог. Каждый из врачей не только осмотрел пациента - выслушал многословную исповедь о ранениях, полученных при защите Родины, о госпиталях, в которых пришлось лежать, о наградах и поощрениях.

После осмотров Прохор долго беседовал с сестрой в регистратуре. Отвешивал неуклюжие комплименты, смеялся, шутил. Короче, всячески отмечался. Если лягавые что-либо заподозрят, обязательно выйдут на медицину.

К вечеру зашел в Дом колхозника.

-- Тут такая проблема, - извинительно начал он, позвякивая орденами

и медалями. - Приболел малость, врачи приписали постельный режим, а

добираться домой, глядя на ночь, побаиваюсь. Ежели есть свободная комната,

переночую, утром уеду на автобусе.

Отказать ветерану, инвалиду войны, дежурной администраторше даже в голову не пришло. В захудалом общежитии нашлась отдельная угловая комната.

С аппетитом поуинав стаканом сметаны и двумя яйцами в смятку, Прохор улегся на скрипучую кровать, мысленно приказал себе подняться ровно в половине двенадцатого и безмятежно захрапел.

В половине двенадцатого проснулся. Осторожно открыв окно, вылез наружу и, таясь в зарослях кустарников, зашагал в Горелково. От недавних сомнений не осталось следа - старшина напоминал туго натянутую пружину.

Около часа ночи он остановился возле избы самогонщицы. Оглядел темные окна, прикрытую, но, кажется, незапертую, входную дверь. Проверил небольшой электрический фонарик с приклеенной нашлепкой, оставляющей узкую щель. Все в порядке, работает. Ощупал за поясом острую финку, сохранившуюся еще с войны. Наточена на славу, не подведет. Натянул перчатки, на башмаки матерчатые тапки.

Подсвечивая фонариком, Прохор заглянул в боковушку. Симка храпела во все завертки, голые груди свисают двумя полупустыми мешками, богатырские ноги разбросаны. Интересно, сама уснула или Федька "убаюкал"?

В горнице - разворошенный праздничный стол. На полу валяется пустая бутылка, из горлышка еще капают остатки ядовитого самогона.

Наверно, недавно пошабашили, с опаской подумал Прохор, вдруг еще не спят? Тогда придется вносить в разработанный план изменения - вместе с Федькой приколоть и его сопостельницу. А это создаст некоторые трудности может направить сыскарей на верный путь.

Опасения оказались напрасными - уставшие любовники крепко спали. Бесстыдно раскинув ноги, голая Фекла все еще держалась за полюбившийся ей "протезик". Такой же голый Федька во сне подрагивал культей.