Джон Карр - Потерянная виселица (= Тень убийства)

- Ох нет. Не уходите. Не надо,- взмолился он.- Слушайте, вы фортепьянную музыку любите? Я вам сыграю!

Довольный этой мыслью, встал и поплелся к роялю, с надеждой оглядываясь через плечо. Спектакль начинал меня несколько раздражать.

- Я сыграю. Что желаете? Все, что угодно. Что хотите услышать?

- На ваше усмотрение. Еще выпейте.

- Правильно! Чуточку... чуточку выпью.

Он, шатаясь, вернулся к столу, потом снова пошел к инструменту. Сел, сгорбился, какое-то время сидел неподвижно... И вот загремели аккорды.

Меня охватил восторженный трепет. Грэффин не утратил чудесного, изумительного туше, словно в этой трясущейся развалине только руки сохранили жизнь. Пальцы быстрые, уверенные, вдохновенные. Он играл Шопена с изысканным безумием и тоской обреченного. Слева от него мерцал на свету расписной саркофаг, над ним в туманную высоту тянулись зеленые занавеси. Глупо дергался лысый затылок... Он играл долго, но страсть и нежность внезапно улетучились. Грэффин словно забыл обо всем. С сопением оглянулся, уставился в пол.

Тук-тук... Тук-тук-тук...

Он поднял голову, и я громко сказал:

- Великолепно! Сыграйте еще. Сыграйте...- почти крикнул я.

Тук, тук-тук, тук...

Грэффин встал на ноги, потащился к столу. Он теперь несколько успокоился, хотя чувствовалось, что дошел до предела, как бы съеживаясь у меня на глазах.

- Мне конец,- шепнул он.- Конец. Я... больше не могу. Он строит для меня эшафот.- Последние слова я едва расслышал, а секретарь аль-Мулька уронил голову на костлявые руки и пробормотал: - Посадите меня в тюрьму. Вы ж из полиции, посадите меня...- Неожиданно выпрямился, стукнул кулаком по столу, подняв облачко пыли.- Лучше я расскажу! Расскажу, слышите? Лучше в тюрьму пойду, чем терпеть. Он до меня не доберется. Если я расскажу, вы меня ему не отдадите, правда?

Я знал одного парня. Он вместе со мной служил, был объявлен погибшим. Я...- Из глаз его выкатились смешные крупные слезы.- Я пошел под трибунал. За трусость, за дезертирство. Вранье. Собирались меня расстрелять. Война кончилась, выкинули со службы. Приехал в Париж. Узнал парня. В компании аль-Мулька... Не было дуэли. Вообще не было никакой дуэли. Аль-Мульк застрелил де Лаватера, слышите? Он его застрелил! У меня есть доказательства!- Грэффин слабо стучал по столу кулаками, глядя на меня горящими глазами, задыхаясь от потока слов.- Подойдите поближе!- махнул он рукой, и я шагнул к столу.- Я заставил аль-Мулька платить за молчание. Потом... уже здесь... узнал, как того парня звали...- И неразборчиво забормотал.

Я не смел вымолвить слово, боясь, что натянутая до предела ниточка в его мозгу оборвется и он вновь замолчит. Даже затаил дыхание.

- Вот кто такой Джек Кетч! Я взял с него пять тысяч за доказательства... Боже! Я сошел с ума! Хотел обработать его вместе с аль -Мульком. Слышите?- Грэффин отчаянно старался говорить связно, слезившиеся глаза остекленели от усилий.

Он сделал паузу, тяжело дыша.

- Аль-Мульк не знал, кто сюда... посылает посылки. Не знал, кто такой Джек Кетч...

- Кто он?- крикнул я, схватив его за плечо.

- Пустите меня!- прохрипел Грэффин с ошеломленным видом. Тонкая ниточка оборвалась. Он потянулся за остатками виски.- О чем это я? А! Да... Джек Кетч...

Он икнул и внезапно упал на стол в бессознательном состоянии. Голова рухнула с глухим стуком, вытянутая рука сбила бутылку, разлившееся виски собралось в лужицу. Слышалось только хрюкавшее дыхание.

Бесполезно было его тормошить, поэтому я отошел, впервые ощутив стоявший в комнате холод. Оглядел высокие зеленые стены, заледеневшие безделушки, четыре бронзовых фонаря. Предостерегающий холод пробирал меня до костей в сверхъестественной тишине. Ну ладно, за дело! Помня полученные инструкции, я пошел раздвигать шторы на окнах. Снег по-прежнему шел с молчаливым упорством. В оконном стекле отражался зеленый свет лампы и лежавшая лицом вниз голова Грэффина на подложенной руке. Следил ли кто-нибудь, слышал ли кто-нибудь, как я совершаю все эти пустые последние приготовления?

- Спокойной ночи, лейтенант,- отчетливо проговорил я, хлопнул его по плечу, козырнул, ушел в тень. У дверей в коридор, который шел к холлу, остановился, тихонько подтащил стул, сел в глухом мраке спиной к запертой двери, держа в поле зрения две другие.

Я заступил в дозор. Слишком поздно пожалел, что не надел свитер или теплое пальто. В шелковом халате было адски холодно. Я устроился в максимально удобной позе и принялся ждать...

Ни звука не доносилось с Сент-Джеймс-стрит, кроме рокота одиноких, проезжавших мимо машин. Ровно тикали мои часы. Время от времени шевелился и бормотал Грэффин. Виднелась его голова, блестевшая под зеленой лампой. Пол, выложенный квадратными мраморными черно-белыми плитками. Темно-зеленый ковер. Слева от меня черный мраморный камин, четыре синие вазы, красочный "Суд над душами". Тянувшиеся ввысь полки. Золоченые шкафчики. Три окна с рамами, понемногу заносимыми снегом; в стеклах слабое отражение комнаты. Тик-тик, тик-тик - тикали мои часы. Тик-тик, тик-тик. Тьма за окнами. Пилгрим... Не спит ли Пилгрим? Знает ли, что творится в его театре марионеток? Пилгрим, Колетт Лаверн... Луч прожектора высветил ее роскошное тело. Выключаем его! Доллингс, Маунт-стрит, Шэрон... Шэрон, Средиземное море, руки Шэрон, медленный теплый сон... Сон, Макбет, готовый к убийству... Убийство... Аль-Мульк...

Мысли бежали по кругу, как белка в колесе. Убийство - аль-Мульк, аль-Мульк - убийство... Словно маятник... не позволяющий спать... Макбет, принужденный к убийству... Тик-тик, тик-тик...

Медленно тянулись часы, я совсем потерял чувство времени. Пропорции комнаты искажались под пристальным взглядом, однообразно дробившийся мир утрачивал всякий смысл. Бронзовые фонари покачивались на цепях взад-вперед; черная гранитная Хатор {богиня неба в египетской мифологии, изображавшаяся с коровьими рогами} на одном позолоченном шкафчике склоняла набок голову. Мало-помалу каждый предмет оживал, вроде аттракционов в увеселительном парке, в зеленом свете лампы закружились призраки, рука фокусника ловко метала карты. На картах мелькали лица аль-Мулька, Грэффина, Пилгрима, Шэрон, Толбота, сэра Джона, Жуайе, Доллингса. "Выбирайте карту, леди и джентльмены, выбирайте убийцу..."

Я встрепенулся, одолеваемый сном. Судорога больно пронзила руки и ноги, комната снова четко предстала перед глазами.

Кто-то шел по лестнице.

Тиканье часов слилось с тяжелым биением сердца. Который час? Неужели я заснул?

Кто-то шел по лестнице.

Руки онемели от холода, меня била дрожь. Я полез в жилетный карман, всмотрелся затуманенным взглядом в светящийся часовой циферблат. Половина третьего. Неужели я спал? Половина третьего, призрачный утренний час, когда даже воздух обретает непривычный привкус, когда царит не столько сонная, сколько мертвая тишина.