Астра - Крепитесь, други!

Заслыша ее, из кабинета показалась Валентина.

— Всякое бывает, не печальтесь, — утешила она. — Наша Агнесса вчера одной фирме скидку дала в сорок пять процентов. Пожалела бедненьких.

— Им тоже нелегко, — спокойно посмотрела Агнесса.

Валентина величественно встала возле ее стола.

— Не переживай ты о них, дорогая моя! Раз существуют, да в рекламу идут, значит, деньги у них есть, не пекись и не волнуйся. Ты вот одна на семью пашешь, а у них сколько народу? Наскребут как-нибудь и без твоей помощи.

Валентина разогналась было на строгое внушение, но Агнесса как-то не схватывалась, словно исчезла для нее с некоторых пор. Вот она, здесь, а не ухватишь. Что за странность?

— Если всех жалеть, по миру пойдешь, — заключила она, заглушая тревогу. — Эмоции надо оставлять дома, в бизнесе не место дамской чувствительности.

Виктор поднял указательный палец.

— Остерегайтесь первых побуждений, они всегда благородны.

— Золотые слова, — благодарно улыбнулась Валентина. — Кто это сказал?

— Талейран.

— А кому? Наполеону?

— Как бы он посмел?! Фуше.

Шурочка смотрела на Виктора с восхищением.

— Какой ты умный, Витя!

— Аж противно, — добавил Юра.

— Что, что? — негромко переспросил Виктор.

Стало тихо.

— Что слышал…

— За такие слова…

— Морду бьют? Я и не то скажу. Ты не артист, ты попугай, у тебя за душой ничего своего нет. Ну, ударь, ударь! Получишь!

Виктор угрожающе поднялся, сделал шаг в его сторону. Женщины взвизгнули.

— Вы что, вы что! С ума сошли? Витя! Юра! Успокойтесь!

Екатерина Дмитриевна схватила юношу в охапку, вытолкала за дверь и ушла вместе с ним. Валентина стояла бледная, как полотно.

— Стыдно, Виктор! Или мало крови вокруг?

— Он сам напрашивался, я не виноват.

— Кто умнее, тот и виноват.

На следующий день пошел ранний октябрьский снег. Хрупкая белизна покрыла тротуары, выступы домов, неопавшую листву на деревьях, совсем по-зимнему обозначила трещины на асфальте, черные незаметенные плеши и рисунки автомобильных шин. В воздухе сквозила свежесть и бодрость, необходимые для первой охоты.

Виктор подходил к невысокому особнячку шоколадного цвета. «Банкъ „Классикъ“» было начертано литыми золотыми буквами, и также ясно отсвечивала золотом массивная дверная ручка. Но удлиненные окна с выпуклыми продольными обводами вдоль по фасаду, подчеркнутыми слоем снега, напоминали сейчас греческую трагическую маску, а сам трехэтажный домик, зажатый между высотными великанами, был похож на скорбного африканского пигмея.

«Идиоты, — прищурился Виктор. — Я бы такому банку и копейки не доверил».

Пропуск ожидал его. Через минуту, взлетев через ступеньки на второй этаж, он толкнул дверь в кабинет с табличкой «Связь с общественностью». В тесноватом кабинете стояли два стола. Дальний был пуст, из-за ближнего поднялся навстречу лысоватый мужчина неопределенных лет, за тридцать или больше, в сером костюме, и протянул руку. Она была мягкая и влажная. Виктору захотелось достать платок.

— Вы пригласили меня, чтобы… — начал он известными словами.

— Да, да, — сбивчиво заговорил чиновник, — мы бы хотели дать рекламу, но я не знаю, когда именно. Все как-то не доходит… Дней через десять утвердят бюджет на следующий год, тогда мы определимся. Я сам ничего не решаю, как скажут, так и делаю, — он словно извинялся и просил Виктора скорее разобраться, с кем тот имеет дело.

И Виктор разобрался: с шестеркой, мелкой рыбешкой среди акул банковского бизнеса, раз и навсегда испугавшимся человеком, который боится лишний раз поднять голову, чтобы не засветиться перед начальством.

«Я теряю время»- Виктор поиграл желваками.

— Вот, — продолжал тот, — сказали, сделай папки, я заказал. Разве плохо? Вот логотип, фирменный знак, все в цвете. Смотрите, как красиво. А им не нравится. И я виноват. Возьмите себе, пригодится.

— Вы не боитесь упустить шанс? — перебил Виктор. — Именно сейчас, когда банки средней руки кинулись в газетную рекламу, словно стая волков? Видели бы вы эти полосы, эти целые газетные страницы!

— В самом деле? Я не знал. С чем это связано?

— По большому счету, с правительственным кризисом, положением в стране, шаткостью валютного курса… — Виктор рубил и бросал горстями, как Цицерон.

— Но мы банк продовольственный, наши учредители работают на отечественном рынке и не подвержены…

— Все мы в одно лодке.

Тот словно покрылся серой пылью, встал и забегал по кабинету.

— Какие объемы они берут? Долларов на сто пятьдесят?

— Я же сказал, заказывают чуть не развороты, но, в среднем, не менее четверти газетной полосы за две с половиной тысячи долларов, четыре публикации подряд. Четырехкратное появление — закон для газеты, вы должны знать об этом.

Заготовка, заполненный бланк договора на такой объем уже лежал в его дипломате. На меньшее он не согласен, его унижают мелочи на двести долларов, с которыми носятся бабешки в агентстве!

Чиновник отрицательно потряс головой.

— Это невозможно! Десять тысяч! Таких денег мне не подпишут, — он придвинул к себе прайс-лист с расценками. — Мы закажем прямоугольнички величиной со спичечный коробок по двести долларов. Четыре раза, согласен.

Виктор молчал. Он сидел с каменным лицом и держал паузу. «Не пережать бы»- отслеживал одновременно. Серый человечек стал еще пыльнее. Не хотел бы Виктор оказаться на его месте! Но раз тот держится за свое кресло, пусть отвечает за связи с общественностью на полную катушку. Эмоции надо оставлять дома.

— Значит, договорились, — заискивающе улыбнулся тот. — Четыре раза по одной шестьдесятчетвертой части газетного листа. А что? Славная реклама, все видно.

— Управляющий вас не поймет, — нанес Виктор прямой удар. — Такой солидный банк и какой-то спичечный коробок…

— Полагаете? — потерялся тот, — что же делать?

И с перепугу, как храбрый заяц, соединился по телефону с секретарем. Из разговора Виктор понял, что управляющий — женщина.

Тот положил трубку.

— Пойдемте вместе, а? — бедняга стал просто жалок.

— Охотно. Она — красивая баба?

— Ух! Спросите что-нибудь полегче.

Они вышли в коридор, стали подниматься на третий этаж. Виктор отключился, прикрыл глаза… Через порог сановного кабинета он переступил стремительно и страстно, как Дон-Жуан и Наполеон в одном лице. Талант везде талант! Эту премьеру он играл за металл. Женщина слушала его молча, не прерывая, и словно пила отравленное вино его слов. Это была полноватая, прекрасно-ухоженная дама с умным, почти мужским лицом. Не давая опомниться, он подвинул ей заполненный договор. Ее перо нацелилось в уголок для подписи.

— А если я хочу скидку в одиннадцать процентов? — медленно проговорила она.