Астра - Крепитесь, други!

Она же привела третьего сотрудника, Юру, выпускника школы, не попавшего в МГУ этим летом. Он был сыном ее соседей по дому, и в глубине души Екатерина Дмитриевна корила себя за болтливое мягкосердечие, но слово не воробей, вылетит — не поймаешь, к тому же молодой человек, что называется, пришелся ко двору. Общительный, одаренный в технике, он вместе с Максимом Петровичем, четвертым членом команды, помог приобрести и запустить все офисное оборудование. А Максим Петрович, сорокалетний программист, худой молчаливый холостяк, перешел к ним из редакции по собственному желанию.

Пятой была Агнесса.

Итак, четырнадцатого августа в середине дня Валентина сидела за столом в своем кабинете. Суета с регистрацией, ремонтом и обустройством стоила немалых сил и денег, впереди же была полная неизвестность. Множество прочитанных книг и пособий по рекламе сходились на непредсказуемости рекламного рынка. Это означало, что страха и риска будет предостаточно. Подперев руками красивую голову, Валентина прислушивалась к разговору в общей комнате, глядя на стоящий у стены шкаф с застекленными полками, уже загруженный рекламными справочниками и подшивкой «Городской нови». Левая верхняя полочка с деревянной дверцей была заперта на ключ. Валентина перегнулась через свои бумаги, повернула ключ и заглянула внутрь. Пусто.

— Юра! — окликнула она. — Мы забыли о посуде. Надо бы купить чайный набор и рюмки. Об угощении тоже пора позаботиться.

На эти слова отозвалась Агнесса.

— Если никто не возражает, я куплю торт и чай.

— Купим на казенные все, что нужно, — ответила Валентина, переступая порог. — Идите вместе, вот деньги. Сегодня день рождения нашего агентства, пусть все будет, как у людей.

— Пожалуй, — согласилась Агнесса. Она только что протерла тряпкой свой стол и, любуясь, стояла посреди комнаты. — Замечательно получилось. Разве что стены пустоваты, живинки просят. Две-три картины — и все изменится.

— Картины? — Валентина подняла брови и тут же опустила, чтобы не заламывались морщинки и даже коснулась лба рукою. — Какие картины ты советуешь?

— Эстампы, акварели.

— Дорогое удовольствие, Агнесса, — осторожно заметила Екатерина Дмитриевна.

Она уже ревновала ее к начальству.

— Могу принести свои пейзажи, — предложила Агнесса.

Юра рассмеялся.

— «Стога сена в лунном свете» и «Вид со старой колокольни».

— Юра! — одернула Екатерина Дмитриевна.

Агнесса улыбнулась.

— Может быть. Пошли?

И направилась к двери, стройная, легкая, с узлом каштановых волос, перетянутых тонкой шелковой косынкой.

Агнессе Щербатовой Валентина доверяла больше, чем кому-либо из присутствующих. Дружба их имела свою историю. Давным-давно князья Щербатовы владели деревней, откуда происходила вся родня Валентины. В Москве ее предки жили с господами в особняке на Солянке, перестроенном со временем под квартиры; прабабушка Валентины, Ефросинья Никитична, двенадцатилетней девочкой была приставлена к маленькой княжне Насте и ее крошечному братцу для «народного духа». Потом, через двадцать лет, когда возмужавший Георгий оказался в лагерях, то не сестра его, а нянька Фрося ездила к нему в Мордовию. А к бабушке Насте, одинокой строгой женщине, Валечку возили в детстве на именины. Запомнились лепной потолок в ее комнате, причудливое разноцветное окно и большая картина, висевшая над диваном. На ней были нарисованы три бульдога и обезьяна, играющие в карты; мартышка, обернувшись, смотрела с полотна человеческими глазами и показывала пальчиком на свои карты. Еще запали в душу тяжелые альбомы с фотографиями офицеров в высоких барашковых шапках и красивые портреты «принцесс» в шляпах и кружевных платьях. В юности Валентина приезжала туда уже сама, чтобы вновь и вновь видеть картины, мебель, золотые вензеля на хрустале и фарфоре, разговаривать с умной старухой, и уже встречала там малышку Агнессу. Ее отцом был сын Георгия, поселившегося после фронта этажом ниже. Бабушка Анастасия Романовна была жива и поныне, бодра и ясна головой в свои восемьдесят восемь лет.

— Дзиннь… — на столе Валентины зазвонил телефон.

Люся, бухгалтер, звонила из каморки. Она не могла справиться с новым сейфом, толстостенным ящиком светлого металла с набором хитроумных круговых замков, и просила о помощи. Люся не была знакомой Валентины, за нее ручался сам Алéкс.

— Максим Петрович! — позвала Валентина, — спуститесь вниз, разберитесь с сейфом, пожалуйста. Что-то мы, женщины, не ладим с техникой.

Она сконфуженно улыбнулась, как бы извиняясь за приказной тон. Прáва на него она пока не имела, и она понимала это.

— А потом перетащите пальму из конференц-зала, — бойко встряла Екатерина Дмитриевна, но осеклась и вскоре смущенно появилась на пороге кабинета.

— Верно, Валечка? Живая зелень лучше всяких картин, правда же?

Та кивнула. Пенсионерка ушла. В глазах Валентины мелькнула насмешка.

«Несладко быть в подчинении, дорогая Катюша? Так ли ты объяснялась, когда была и. о. завотделом? Как вспомнишь, так вздрогнешь, как говорится… Не забыть дать объявление в газету. С горсткой сотрудников много не наработаешь», — подумала одновременно и записала в календарь-памятку на столе.

Праздничный стол получился пестрым и вкусным. Вино, сыр, маслины, соленая форель, торт. Забыли про вилки, не оказалось штопора. Наконец, с бокалами в руках встали вокруг стола. Валентина взяла слово.

— Дорогие друзья, — сказала она торжественно. — Сегодня открывается наше агентство «Каскад». Легкого хлеба ждать не приходится. В Москве свыше семисот тысяч фирм, но лишь один-два процента готовы дать рекламу. Такова мировая статистика. Кто эти клиенты, как их найти? Сплошной обзвон и быстрая учеба во время работы — вот наши козыри. Выпьем за удачу и талантливое трудолюбие!

— Ура! — закричал Юра.

Голос его гудел, как колокол.

К 1997 году огромное, цветущее дотоле, хозяйство Москвы развалилось почти полностью. Легли на бок заводы и фабрики, опустели научные институты, на улицах появились нищие, бродяги, даже бездомные дети. Такого не видели уже несколько поколений московских жителей. С телеэкранов неслись зажигательные речи новых вождей, а цены росли, доходы уменьшались, и не на что стало купить теплую обувь к зиме, обновку к лету. Люди растерялись. После же прошумевших обманов МММ, Хопра, Гермеса, после того как их зачинатели, глядя в глаза миллионам москвичей, посулили доверчивым людям золотые горы и соблазнили, обманули «малых сих» — население совсем пало духом. Бессовестной болтовней оказывались и обещания депутатов, и обращения президента. Слова демократия и реформы стали вызывать отвращение. Ломилось на полках насмешливое заморское изобилие, а горожане, обобранные и брошенные на произвол судьбы, сжимали беспомощные кулаки, грозя кому-то за кремлевскую стену.