Астра - Крепитесь, други!

— Если вы согласны с тем, что вы маленький человек, значит, делать нечего, так и будет. Но если не согласны, то никогда не поздно все поменять.

Он взглянул ей прямо в глаза и промолчал.

… Последним посещением оказалось охранное предприятие «Русская броня». Здесь тоже был беспорядок, но продуманный и чистый, сытые мужчины в камуфляжной форме со значками и нашивками на груди, на рукавах, укладывали в ящики оптические приборы, фонари, бронежилеты.

— Опоздали, — сказал ей начальник. — Завтра в Экспоцентре открывается наша выставка. Вот если бы неделькой раньше.

— Вам интересна реклама перед выставкой? — насторожилась она.

— Конечно. И не только нам, все участники не отказались бы пригласить москвичей через вашу газету.

— Часто бывают ваши выставки?

— Наши нечасто, раза три в году, но в выставочных залах по Москве постоянно идут разные показы. Неужели газета не знает об этом?

— Под таким углом навряд ли. Спасибо, вы мне очень помогли.

— Рад был познакомиться. Приходите на выставку.

В метро, по пути в «Каскад» она обдумала эту мысль во всех подробностях. Если составить список выставок, интересных для читателей «Городской нови», медицинских, строительных, даже о продуктах питания, то можно делать целые страницы накануне каждой из них, обзванивая участников. Мало кто откажется рассказать о себе и пригласить москвичей к своему стенду! А как сужается объем ненужной работы!

Вот он, деловой поток! Лада поняла, что и ей, наконец-то, попалась «золотая рыбка»!

В назначенный день Виктор и Митяй встретились на Баррикадной. День был снежный, крупные мокрые хлопья летели в воздухе, забрасывая прохожих словно обрывками белой бумаги. Через дорожную брусчатку они прошли к высотному зданию, вдоль его цоколя, отделанного грубосколотым темно-красным гранитом, взяли правее за угол, вдоль тех же гранитных плит, но, в отличие от ухоженного, с магазинами и кафе, фасада слегка затянутых замшелостью, и свернули к старому кирпичному дому, одному из четырех желтых пятиэтажек, с давних времен оставшихся как бы в тени высотки. Свернули, не доходя до последнего подъезда, и никуда не подымаясь, позвонили.

— К кому? — спросили из-за двери.

— В «Ростинг» к Ярославу, — ответил Митяй.

Виктор напрягся. До этой минуты он еще тянул с решением, хотел посмотреть, что да как, не отдавать последние деньги… Теперь колебания кончились. Или-или. Он шагнул вслед за Митяем.

Коридор, в котором они очутились, поражал своей захламленностью. Мало того, что доски пола прогибались и прыгали под ногами, но и шкафы, коробки, ящики, приборы, мониторы, телевизоры громоздились под потолок, готовые обрушиться на неловкого посетителя. В воздухе стоял затхлый дух гниющего подполья. Они пробрались к дальней двери. На этот раз им открыли без расспросов. В комнате находился всего один человек, мужчина лет тридцати с наушниками на голове. Его рабочее место располагалось в кресле перед компьютером, на экране которого бежали колонки цифр. В углу стоял сейф типа несгораемого шкафа, столик с пластмассовым электрочайником и парой стаканов.

— Заходите, — пригласил хозяин, снимая наушники. — Ярослав.

— Виктор.

— Времени у нас немного, я расскажу вам, кто мы и чем занимаемся. Мы брокеры, игроки на мировых биржах через Интернет. Здесь на экране бегут котировки всех акций, и мы ставим то на повышение, то на понижение. Пока получается. Дмитрий говорил, что вы хотели бы инвестировать десять тысяч долларов.

— Восемь.

— Хорошо, пусть восемь. Через две недели вы имеете право на пятьдесят процентов этой суммы, при желании можете забрать вклад целиком с этой прибылью. Расписок мы не даем. Решайте.

Виктор посмотрел на экран. В течение пяти секунд вспыхнули одна за другой четыре цифры, сопровождаемые английским текстом и речью, которая слышалась из наушников, лежащих перед ним. Оператор щелкнул мышью по двум из них и вновь пустил цифры струиться снизу вверх.

— Я согласен, — сказал Виктор, доставая деньги.

Тот пересчитал сумму, кивнул, отворил сейф и кинул к лежащим там пачкам.

На следующей неделе Виктор не видел Митяя ни разу. В нем зародилась тревога и уже не покидала его. Сидя за столиком в «Артистическом», он оглядывался на каждого входящего. Напрасно. С каждой минутой убеждался он в дикой, глупой, непростительной ошибке, не мог понять, как мог «фитюльку, тряпку, принять за большого человека»! Наконец, в нестерпимом волнении помчался туда сам. Предчувствия оправдались. На его звонок из-за двери грубо ответили, что фирма «Ростинг» съехала, и где находится, неизвестно.

Вскоре он продал магнитофон, потом пришел черед кинокамеры. Нищета заглянула в глаза и клацнула зубом.

В конце марта правительство Виктора Черномырдина было отправлено в отставку. Произошло это внезапно, в оскорбительном ельцинском духе, посредством издевательски-срочного утреннего указа, о котором сам премьер-министр слыхом не слыхал, видом не видал, направляясь на совещание к десяти часам. Тоскующему в болезненном душевном глодании президенту захотелось очередной бучи и разрушения, всегда питавших его волнами счастья, захотелось очередного взрыва и изумления вокруг своей старческой персоны, захотелось «давануть» кого-нибудь из подчиненных, чтобы излучения оскорбленных людей, испытавших его произвол, напитали сладостной энергией его севшие батарейки. Развалив страну, он разваливался сам.

Отставка кабинета случилась в понедельник накануне отчета в Госдуме, где правительство намеревалось рассказать о начале роста в экономике и промышленности, первых ростках за последнее время. Они, действительно, были, эти робкие стебельки. Поднялась выплавка цветного металла, подросла сахарная и пивоваренная промышленность, проклюнулись почки и на других направлениях. Но тяжкая финансовая пирамида ГКО стянула такие средства страны на обслуживание самое себя, что бюджет трещал по швам, в то время как глаза финансистов по-прежнему смотрели на Запад, на новые займы, которыми затыкались дыры по зарплате и ГКО.

Шум, конечно, случился мировой. Сам Виктор Степанович, всегда исполненный достоинства и обремененный властью, и всегда, чего бы ему не стоило, уводивший себя на второй план, за президента, выглядел потерянным и онемевшим. За одну минуту рухнуло столько намерений! Было от чего схватиться за голову! А Ельцин «дожимал» его. Он и наградил его орденом, и лестно отозвался о его верности «ряформам», и устроил все это под самый юбилей Черномырдина, на который был неназойливо приглашен, и приехал, и целовался с юбиляром у всех на виду, наслаждаясь унижением боевого соратника, которого низвел на уровень преданного, да неугодного, видите ли, холопа.