Уилл Адамс - Шифр Александра

— Вы, должно быть, госпожа Колоктронис, — сказал он, пожимая руку гречанке. — А вы… — доктор повернулся к ее спутнице, — Гейл Боннар. Да-да, папины глаза!

Гейл с изумлением уставилась на него:

— Извините?

— Разве вы не дочь Ричарда Митчелла?

— Да, но…

— Хорошо! Когда Юсуф позвонил и сказал, что мне следует ожидать Елену Колоктронис и Гейл Боннар, я сразу подумал, что имя-то знакомое. После смерти вашего отца — такое несчастье! — я отправил вам посылку с его бумагами и вещами. Полагаю, вы ее получили?

— Так это были вы?! Да, получила. Спасибо.

Али кивнул.

— Мы с вашим отцом дружили. Он часто останавливался у меня. Я, конечно, был бы рад вам в любом случае, но дочери такого прекрасного человека рад вдвойне. Так что добро пожаловать.

— Спасибо.

— Странно только, что Юсуф Аббас отзывался о вас с такой теплотой. — Доктор выгнул бровь. — Ему ведь известно, чья вы дочь?

— Не знаю, — смутилась Гейл.

— Пожалуй, я сам скажу ему об этом при следующей встрече, — задумчиво произнес Али и, заметив на лице девушки недоуменное выражение, тронул ее за локоть. — Надеюсь, вы понимаете, что я шучу и ничего подобного делать не стану. Можете поверить. А теперь проходите. Окажите честь моему жилищу. Украсьте его своим присутствием. Прошу!

Поднимаясь за гостеприимным хозяином по ступенькам, Елена и Гейл обменялись взглядами. Такого приема они никак не ожидали. Переступив порог, Али похлопал ладонью по шершавой желтоватой стене.

— Харшиф, — объявил он. — Глина и соль. Прочен, как камень, но имеет один недостаток. Раскисает под дождем! — Он опустил руки по швам и громко расхохотался. — К счастью, сильные дожди в Сиве бывают не часто. После тысяча девятьсот восемьдесят пятого их тут и не видели. А теперь в Сиве все бетонное. — Али похлопал себя по груди. — Я приверженец старины.

Они вошли в длинный коридор, стены которого украшали многочисленные фотографии. Еще больше лежало на полу. Выцветшие пятна на обоях показывали, что снимки часто перевешивали. Доктор Сайед явно не стеснялся камеры. Вот он обсуждает что-то с археологами на раскопе. Вот на охоте с каким-то офицером — держит на руках подстреленную газель. Вот стоит с рюкзаком на спине на круче. Вот осматривает достопримечательности — в Париже, Сент-Луисе, Гранаде и еще в каких-то местах. Пожимает руки чиновникам, знаменитостям, специалистам. Не только стена — весь дом посвящен одному человеку.

Прошли в кухню. Под открытым ночным небом — широкий камин. Словно приветствуя гостей, в углу щелкнул и громко заурчал громадный старенький холодильник. Хозяин наградил его пинком, и машина притихла.

— Выпьем? Вы, может быть, не знаете, но в Сиве спиртное запрещено. Наши молодые люди слишком увлекаются лабди, местным самогоном из фиников, а лабди имеет свойство поощрять влечение к противоположному полу, так что — никакого алкоголя! В этом смысле мой дом — оазис! — Мальчишеская веселость хозяина немало смущала Гейл — уж не посмеивается ли он над ними втихомолку? Доктор открыл холодильник, битком набитый свежими овощами и фруктами, пивом и белым вином, и шутливо погрозил Гейл пальцем. — Это ваш отец привил мне дурные привычки. Ужасная штука — пристрастие к спиртному. Каждый раз, когда запасы истощаются, приходится придумывать причину для поездки в Каир. А я Каир терпеть не могу. Посещение генерального секретаря — одна из тех привилегий, которыми хочется пользоваться как можно реже.

Разлив вино, он провел гостей по коридору, распахнул голубую дверь и отступил в сторонку. Они почувствовали восхитительную прохладу. Комната была просторная, весь пол закрывали мягкие ковры. Ставни на окнах служили надежной защитой от зноя. Негромко шелестел кондиционер. На столах помещались компьютер с плоским экраном, сканер и цветной принтер. В углу — три каталожных шкафчика. На полках — книги. Стены ровные, так что бояться, что они вдруг раскиснут от дождя, не приходилось.

— Насколько я понимаю, вы хотите осмотреть наши старые раскопки? — Доктор Сайед сделал широкий жест. — Мое собрание к вашим услугам. Все, что опубликовано о Сиве и Западной пустыне, можно найти здесь. И что не опубликовано, тоже здесь.

— Вы очень любезны, — сказала Елена.

Он пожал плечами:

— Мы ведь археологи, не так ли? Зачем секретничать?

— А фотографии у вас тоже есть?

— Разумеется.

Али выдвинул каталожный ящик, вытащил карту и расстелил ее на столе. Пересекавшие ее с запада на восток и с севера на юг координатные линии образовывали квадратики, помеченные регистрационным номером, соответствующим пронумерованной папке, в которой лежали зернистые черно-белые аэрофотоснимки. Встречались, впрочем, и цветные, сделанные на земле. Пока он объяснял Елене систему, Гейл прошлась вдоль книжных полок, осторожно прикасаясь к выбитым на корешках золотым мумиям Бахаррии, описаниям Харги, Дахлы и Фарафры, трудам по геологии пустыни. Отдельная полка была посвящена Сиве, и тома стояли так плотно, что она не без труда вытащила первое издание «Визита в Сиву» Кибеля, открыла и с нежностью провела пальцем по пожелтевшей странице. Гейл всегда нравились эти книги — в них еще сохранялись изумление первооткрывателя и вера в чудо, вытесненные позднее наукой.

— Они вам знакомы? — вполголоса спросил незаметно возникший рядом хозяин.

— Не все, — призналась она. — Вообще-то…

Али рассмеялся, но теперь его смех прозвучал мягче, добрее, искреннее. Он наклонился и открыл дверцу шкафчика. Внутри лежали пухлые серые и коричневые папки. Блокноты, записные книжки и путевые журналы хранились отдельно. Али вытащил из стопки толстую зеленую папку и протянул Гейл.

— Слышали о Сиванском манускрипте? История нашего оазиса со времен… — Он развел руками, показывая, что начало этой истории теряется в глубине тысячелетий. — Красные чернильные пометки — мои. Думаю, вам пригодятся. — Али отложил папку и вернулся к книгам. — А! Ахмед Фахри. Великий человек. Мой учитель и добрый друг. Вы читали его труды?

— Да. — Гейл не стала добавлять, что с другими исследованиями познакомиться еще не успела.

— Прекрасно. А это! «Путешествия в Африку, Египет и Сирию с 1792 по 1798 год» Брауна. Первый европеец, посетивший Сиву — или по крайней мере написавший о ней. Симпатией к нам он не проникся — противный, грязный народ. Мы бросали в него камнями, потому что он выставлял себя праведником. Как далеко ушел мир! Здесь у меня Бельцони. А вот Фридрих Хорнеманн. Немец, конечно, но писал на английском. Его путешествие спонсировало Лондонское африканское общество. Когда же это было? Посмотрим… Да, в тысяча семьсот девяносто восьмом.

— А что-нибудь более современное найдется?

— Конечно-конечно. У меня много современного. Журналы всех последних раскопок. Но поверьте, когда эти люди посещали наши места, памятники и захоронения пребывали в намного лучшем состоянии. Сейчас некоторые из них не более чем кучки песка и пыли. «Я Озимандия, я Царь Царей». — Он вздохнул и печально покачал головой: — Столько всего утрачено. Вы ведь читаете на немецком?