Дерек Картун - Бесы в Париже

- Вряд ли я мог бы прямо сейчас, заранее, дать определенный ответ.

- То есть власть не употребите...

Наступила долгая пауза.

- Я этого не сказал.

- Так вы предпримете какие-то шаги, господин министр?

Снова пауза.

- Смотря какие шаги. Должен заметить со всей искренностью, господин адмирал, что я не склонен входить в подробности, обсуждая проблемы такого рода.

- Но вы предполагаете поддерживать связь с моим другом Рольфом?

- Да.

- И можно рассчитывать, что вы будете держать нас в курсе? Сведения, которые поступают через наше посольство, - это сущая чепуха.

Министр сделал жест, который легко было истолковать как утвердительный, - адмирал так его и понял.

- Отлично, - резюмировал он. Однако по пути в отель спросил:

- Рольф, а получше у вас ничего не нашлось?

- Лучшего не нужно, господин адмирал. Есть и другие деятели, с которыми нам было бы легче сотрудничать, но у Пеллерена достаточно мускулов и шарма, и когда дойдет до дела, он себя покажет.

- Это он всегда так осторожничает или только вид делает?

- Вовсе нет. Он ходит вокруг да около, потому что хочет убедиться, что вы наших планов не выдадите у себя в ЦРУ. Предлагая вам с ним встретиться, я ведь не утверждал, будто он даст ответ на все ваши вопросы. Но поверьте моему слову, господин адмирал, что, если уж дела на выборах пойдут плохо, он вступит в игру.

...Вернувшись домой, Пишу вынул из спрятанного магнитофона кассету с записью вечернего разговора, унес в спальню, дважды прослушал, принял решение завтра же переправить ее куда следует. И только после этого лег спать.

На следующее утро, в восемь, Баум вызвал к себе Алламбо.

- Пока ничего, - сообщил тот. - Допрашивали всю ночь. Держится за свою версию - с места его не сдвинешь. Я готов поклясться, что он отнюдь не просто посредник в этом деле, а крупная рыба.

- И я времени даром не терял, - сказал Баум. - Вчера вечером потолковал с одним приятелем, который занимается архивами иностранного легиона. Знаете, они там заводят симпатичные толстенькие досье на каждого из своих участников, все как на ладони - и прошлое, и настоящее. Так вот, этот Жан-Поль Масэ довольно-таки занятный малый.

Он вытащил из кармана скомканный лист и расправил его на столе.

- Ну, что мы тут видим? Масэ всегда интересовался политикой, и хоть интерес этот самого грубого свойства, политика в его жизни многое значит. Какое-то время он состоял членом одной неонацистской группы. Но эти ему не подошли - мягкотелые слишком. Он подался к тем, кто покруче, прибился к итальянской группе Terzia Positzione. Тут уж ему и бомбы, и пулеметы. В легионе постоянно вел разговоры о том, что стране, мол, нужна сильная рука. Ради этого, говорил, можно и кровь пролить. Вообще-то его там всерьез не принимали. Но вот насчет его принадлежности к левым - никаких следов. Правый террор - да. А к левым, насколько можно судить, он отношения не имел.

- Так что с ним делать?

- Продолжайте допрашивать...

- Жестко?

- Нет, жестко не надо. Пожалуй, и я включусь - посмотрим, как он отреагирует на нового человека. Давайте его сюда.

Развязность не только не покинула Жан-Поля, а, напротив, даже усилилась по мере того, как с ним обращались все более вежливо. С Алламбо, ему казалось, он справился шутя. Эти здешние свиньи - сущие детишки по сравнению с теми, которых он знавал в прошлом. А теперь вот толстенький, коротенький пердун, который уставился на него и покачивает головой. Да пялься сколько влезет, все равно от Жан-Поля ничего нового не услышишь. Рано или поздно им придется его отпустить. Главное сейчас - сохранять спокойствие, держись нормально, ничего эти говнюки с тобой не сделают.

- Так ты что же, не хочешь нам помогать? - спросил между тем толстяк, лицо его выразило удивление. - Неужели не понятно, что застрянешь тут надолго? Нам-то что, мы не против. Но, может, ты сам о себе позаботишься?

Жан-Поль не ответил. Он попытался сыграть с толстяком в гляделки - не получилось, тогда он уселся поудобнее, вытянул ноги и зевнул.

- Тут тебе не полиция, понимать надо, - продолжал толстяк. - Это контрразведка, у нас порядки другие. - Говорил он мягко, будто даже виновато. - Никто не знает, что ты здесь. Это точно, ни один человек не знает. Разговор у нас с тобой что-то не получается, только время зря тратим. А могли бы в пять минут все решить - сделаешь заявление по всей форме и сразу получишь все, что следует, закон тебя будет защищать...

- Не можете вы меня держать вечно, - заявил Жан-Поль.

- Можем, - ответил Баум тоном глубокого сожаления. - Вполне можем. Видишь ли, ты нам тут всю ночь басни рассказывал. Отнял массу времени у инспектора, а теперь вот мое время не жалеешь. Мы-то люди терпеливые, но у некоторых наших коллег на тебя терпения не хватит. Так что послушайся доброго совета, лучше помоги нам, а то, хочешь - не хочешь, придется с ними повстречаться. Я достаточно ясно выражаюсь?

- А пошли вы все... - Жан-Поль снова зевнул.

- Ладно, посидишь, пока мы еще кого-нибудь не задержим. Там посмотрим. На твоем бы месте я помолился, чтобы это произошло поскорей. Тут у нас скучища... - Баум снова вздохнул. - Уведите его.

Когда за Жан-Полем закрылась дверь, Баум повернулся к Алламбо.

- По-моему, из этого малого ничего не выжмешь. Может, если измолотить его до полусмерти, он что-нибудь и скажет. Но пока еще положение не такое. Дело это щекотливое, может и плохо обернуться. У меня есть идея получше.

Он изложил собеседнику свою идею.

- Любишь ты рисковать, Альфред, - сказал Алламбо.

- Нет, не люблю. Но иногда это необходимо.

В тот день Жан-Поля несколько раз приводили на второй этаж, в комнату, которая находилась в самом конце коридора. Там его допрашивал усталый сержант - никакого результата. То и дело сержант выходил за какой-нибудь папкой, за чашкой кофе. И каждый раз Жан-Поль устремлялся к окну прикидывал все "за" и "против" побега. Днем и пытаться нечего, а в потемках вполне может получиться. Следовательно, надо, насколько возможно, тянуть...

Где-то после десяти вечера его опять привели на допрос. У сержанта вид был усталый и безнадежный: ему небось и самому надоело. Через полчаса он сказал:

- В горле пересохло. Схожу за кофе. Тебе принести?

- Неси, - вежливо согласился Жан-Поль.

Сержант вышел и запер за собой дверь. Жан-Поль кинулся к окну, вскочил на подоконник и выбрался наружу. Он повис на руках и, оттолкнувшись ногами от стены, разжал пальцы. Падать было невысоко - метра три-четыре. На тренировках в легионе и не с такой высоты приходилось прыгать. Он ловко приземлился и бросился бежать по улице Соссэ. Никто не попался ему навстречу, и дежурный у ворот ничего не заметил.

"Елки-палки, до чего просто!" - порадовался он про себя.

Добежав до станции метро Сент-Огюстен, он убедился, что никто его не преследует. Небось еще и не хватились, тупицы чертовы.