Дерек Картун - Летучая мышь

- Я знаком с вице-президентом Международного суда.

- С Деесманом?

- Вот именно. С Хьюго Деесманом. Но и вы должны мне помочь.

Его глаза впервые сосредоточились на моей персоне.

- Какие у вас отношения с Деесманом?

- Несколько лет назад он выносил судебное решение по одному делу, с которым я тоже был связан. Я собирал доказательства и свидетельские показания.

- Дело касалось прав человека?

- Нет, чисто этические вопросы отношений между правительствами. Мы тогда неплохо поладили, я и Деесман.

В его выцветших глазах вспыхнула было надежда, но тут же сменилась прежним выражением недоверия:

- Откуда мне знать, что вы говорите правду?

- Придется поверить. Иначе не договоримся.

Он долго молчал, потом задал вопрос:

- Давно вы знаете Рейналя?

- Недавно. А вы?

- Он меня разыскал в ноябре прошлого года. Не знаю, каким образом.

- Ладно, Мюллер, - сказал я, - Мы сторговались или нет?

Старик пожал плечами.

- Мне терять нечего. Что вы хотите узнать?

- Я читал ваши показания в суде насчет Маршана. Вы их помните?

- Конечно. У Барбье была такая слава, будто бы он ничего на свете не забывает. То-то он был грозен на допросах. А на самом деле у него память никудышная, это я все помнил, а он пользовался. Потому мне и приходилось присутствовать на допросах. Вам следует знать: в отличие от гестапо, служба безопасности абвера пыток не применяла.

Старик ловко воспользовался общеизвестными сведениями, но также общеизвестно было и то, что именно Лионский отдел службы безопасности являл собой исключение. Было и ещё несколько подобных исключений. Но я не стал ввязываться в спор.

- Вы клятвенно подтвердили, что Маршан находился под контролем СД с того момента, когда в сорок третьем его арестовали. Но если его завербовал абвер, каким образом в его судьбу вмешалось гестапо?

- Постарайтесь понять. Офицеры абвера гестаповцев за людей не считали, для нас это были отбросы общества. Однако Барбье был убежденным национал-социалистом, в партию вступил одним из первых, для него партийные интересы все заслоняли. И он не разделял нашего отношения к гестапо, особенно после ареста шефа абвера, адмирала. Вот поэтому, когда в парижской штаб-квартире гестапо прослышали об аресте Маршана и затребовали его, то Барбье возражать не стал. Если вы помните, к сорок третьему году гестапо уже почти полностью присвоило наши функции.

- Как это было - с Маршаном?

- Приехал из Парижа эсэсовский генерал Оберг, состоялась их встреча. На ней присутствовал также доктор Кохен - шеф гестапо во Франции.

- Вы видели отчет Кальтенбруннера за май сорок третьего?

- Видел - Барбье мне показывал. Не весь, только часть.

- Там упоминался осведомитель, принадлежавший к руководству подполья.

- Да. Имя не было названо, но все догадывались, что это Маршан. Среди завербованных не было другого человека такого ранга.

- Какая у него была кличка?

- Fledermaus - летучая мышь. Это мы с Барбье придумали. Барбье обожал Штрауса, Легара - вообще оперетту. Маршану эта кличка подходила - летучая мышь охотится в потемках, - в хриплом голосе послышалась усмешка, но лицо осталось неподвижным.

- В Лионском архиве все это отразилось?

- А как же? Я сам все записал - это была моя работа. Я вел картотеки очень аккуратно, - сказано было с гордостью.

- А где теперь архивы?

- Откуда мне знать? Исчезли...

- А вы случаем не сохранили кое-каких копий - ну, допустим, чтобы подстраховаться?

Старик задышал тяжело, заерзал на стуле:

- Я-то нет, а вот Барбье наверняка сохранил, может, потому и сумел скрыться, да так, что никак его не найдут.

- Теперь поговорим о Бракони. Вы показывали, что его завербовал Барбье...

- Никакой не Барбье, а я сам. И притом пальцем его не тронул, - старик будто гордился: вот, мол, какое достижение...

- Вы идиот, Мюллер! - сказал я, и даже ухитрился, тряхнув своим запасом немецких слов, повторить по-немецки:

- Sie sind ein Vollidiot!

Старик аж поперхнулся и начал было подниматься со стула:

- Сидеть! - рявкнул я.

- Что такое? Почему вы так со мной обращаетесь?

- Хочет, чтобы я хлопотал за него в Гааге, а сам комедию ломает! Не знает, видите ли, где архивы. Не знает, что сделал с ними Барбье. Вы что, за дурака меня держите, Мюллер? Думаете, мне не известно, что всякая нацистская свинья вроде вас, ссылается на пропавшие архивы?

Он сидел молча, только левое веко дергалось. Я продолжил атаку:

- Вы лжец! Вас за это Бог накажет. Ждете от человека помощи, а сами норовите его вокруг пальца обвести, преподносите всякую чепуху, которую я и без вас знаю, - я поднялся и принялся застегивать плащ.

- Стойте, - поспешно заговорил Мюллер, - Зачем так сердиться? Я стар, память уже не та. Сядьте-ка. О чем вы спрашивали? Давайте вдвоем разберемся...

- С такими как вы, Мюллер, невозможно вести дела. Ничему вы не научились!

- Может, и так. Все мы грешники. Я каждый день молюсь, но все равно грешен, - голос у него задрожал.

- Какое мне дело до ваших грехов, мне факты нужны, - я грохнул по столу кулаком. Веко старика задергалось ещё заметней, водянистые глазки помаргивали и уклонялись от моего взгляда.

- Прошу вас, не кричите, - произнес он жалобно, - Я столько лет провел в тюрьме... Не могу, когда кричат...

- Меня от вас тошнит, - сказал я.

Мы оба замолчали. Он заговорил первый:

- Мне нужна ваша помощь. Из Гааги на мои письма давно не отвечают уже четыре месяца. Я все сделаю, чего вы хотите. Раз вас прислал Рейналь, я вам верю.

- Ладно, - согласился я, - Начнем сначала. Что вы там прихватили из архивов?

- Совсем немного. Почти ничего... Я...

- На вопрос отвечайте, черт бы вас побрал! Если солжете - имейте в виду, я все здесь вверх дном переверну, а бумаги найду!

- Я переснял кое-что на пленку. Это против правил, я знаю. Не следовало мне...

- Какие документы вы пересняли?

- Согласие Маршана на сотрудничество. Им собственноручно подписанное. То же - от Бракони. Эти двое были у нас на крючке.

- Что еще?

Заметное замешательство, легкое движение морщинистой рукой, будто он пытается отмахнуться. Но я этого не позволил.

- Говорите!

- Я как раз собрался сказать, а вы кричите. Один маленький документик в последние дни перед капитуляцией. Записка Маршана, от руки: о том, как и где Лондон готовит атаку на Париж.

- Еще что?

- Это все. Клянусь.

- Почему вы этими документами не воспользовались?

- Я хотел. Но во время суда мне дали понять, что прокурор потребует смертной казни, если я кого-нибудь впутаю.

- Давайте сюда эти фотопленки.

Мюллер с усилием встал и вышел из комнаты. Я поворошил бумаги на столе - все они имели отношение к суду над Мюллером и к его попыткам оправдаться. Вернулся он минут через пять - видимо, копался в своем архиве, я не сомневаюсь, что там ещё много чего было. Вывез тайком из Франции, ухитрился сохранить... Мне он протянул три отрезка 35-миллиметровой фотопленки.