Аркадий Адамов - На свободное место (Инспектор Лосев - 3)

- С кем-то вы меня перепутали, Пелагея Яковлевна. Неужели еще один такой длинный вам попался? Быть того не может.

- О господи! - испуганно отшатывается от меня старушка и машет рукой, словно желая, чтобы я исчез с ее глаз. - Никак обозналась? Вот горе-то. Ну, ничего не вижу. Уж ты, голубчик, меня, старую, извини. Не разглядела сослепу. Кто ж ты такой будешь?

- Да вот насчет Лени как раз и зашел, - говорю я. - Неужели он у вас такой уж пропащий... - я чуть не говорю "был", но вовремя останавливаюсь.

Если нарушить логику разговора, свернув вдруг на что-то очень больное, человек легко следует в разговоре за вами.

- Да неужто не пропащий? - горячо откликается Пелагея Яковлевна. - А коли он уже, почитай, год как вернулся и в одном со мной городе живет, а носа не кажет, не нужна я ему, выходит.

- Да, может, он стыдится?

- Кого он когда стыдился, ты что?

- Так может, он встретил кого да влюбился? - осторожно спрашиваю я.

- Мать такой любви не помеха.

- Говорил, Зина какая-то у него есть.

- Вот! Хоть ее бы слушал. Хорошая девушка. На фабрике работает. Фруктовых вод. Приходила ко мне. Поплакали вместе.

- Что ж она говорит?

- Ох, слушает он ее, как меня слушал. Ну, точно. Вот уже, считай, две недели от нее скрывается. Ни слуху ни духу. А то явился к ней, подарки всякие дорогие принес, серьги там бирюзовые, колечко тоже, денег оставил много, говорит. Это что, я тебя спрашиваю? Это бессовестные деньги, вот я тебе скажу.

- И Зина так считает?

- Ну, а как еще считать, скажи на милость? Вот работал он у Лидки в магазине грузчиком. А ведь, считай, восемь классов окончил. Если бы не злодейка эта, то кем бы он стать мог, соображаешь?

- Какая злодейка, Зина, что ли?

- Окстись! - машет на меня рукой Пелагея Яковлевна. - Водка - вот кто! От нее все зло, все несчастья. Кругом же алкоголики, чтоб они все сгорели! Ну, и здоровый человек им, конечное дело, глаз колет. Они его к себе норовят. А Ленька-то наш слаб на это дело. От отца-покойника гниль-то эта идет. Ох, грехи наши с нами родятся.

- Пелагея Яковлевна, а вы меня за кого же приняли? - спрашиваю я.

- Да за Славку, пропади он. Тоже верста коломенская. У-у... Ирод.

- А чего он делает, Славка этот?

- Славка-то? - Как-то неуверенно переспрашивает Пелагея Яковлевна. - С Ленькой работал, в магазине. А потом уже и не знаю даже. Тоже через водочку свихнулся. Общая она погубительница. Вот она и Славку... Ох, ох! А ведь человеком был.

В это время хлопает входная дверь, в передней слышна возня, и через минуту в комнату заглядывает молодая женщина, стройная, миловидная, со смущенной улыбкой на пухлых губах, а на разрумянившихся щеках видны симпатичные ямочки. Это, конечно, Лида. Она выглядит совсем юной, и я даже в мыслях не могу назвать ее Лидией Васильевной. А ведь ожидал я увидеть бледную, больную, замученную женщину.

- Кто это у нас, мама? - спрашивает она, заходя, и с любопытством чуть смущенно смотрит на меня.

- Вот человек пришел, - объясняет Пелагея Яковлевна. - Насчет Леньки говорим. Как да что. Ну, чего врач-то?

- А! - беззаботно улыбается Лида. - На работу выписала.

- Во-во. Катерина Дмитриевна, чай, не выписала бы.

- Да ладно, мама, - Лида поглядывает на меня. - А вы уже кончили говорить или я помешала?

- Кончили не кончили, а устала я, - вздыхает Пелагея Яковлевна и обращается ко мне: - Уж прилягу, как хочешь.

- Ну конечно, Пелагея Яковлевна. Отдыхайте, - подхватываю я и говорю Лиде: - Мне бы и с вами, Лидия Васильевна, поговорить надо.

- А вы откуда? - строго спрашивает Лида.

- Из Москвы, - отвечаю я и протягиваю ей свое удостоверение.

Она рассматривает его с интересом и совсем безбоязненно, потом удивленно спрашивает, поднимая на меня глаза:

- Это вы из-за Лени приехали?

- Ну, не только из-за него, конечно.

- Что ж, пойдемте ко мне, чтобы маме не мешать, - предлагает Лида и обращается к матери: - Ты, мама, приляг пока. А через часок я обедом займусь. И посуду не мой, смотри.

- Да уж помыла, - смущенно признается Пелагея Яковлевна. - Ну, ступайте, ступайте. Полежу я.

Славные, видно, женщины, и нелегкой жизнью они живут.

Комната Лиды такая же скромная и чистенькая, как и та, где мы беседовали с Пелагеей Яковлевной. Только она еще поменьше, вместо буфета стоит платяной шкаф, вместо дивана низкая тахта с пестрыми подушками, над тахтой висит пестрый коврик, а у окна стоит маленький письменный стол с одной тумбочкой, над ним, сбоку, висит зеркало, а по стенам развешаны фотографии, среди них, кажется, даже школьные. И еще висит книжная полочка, я по корешкам читаю названия с детства знакомых книг. Возле столика стоят два стула. На них мы и садимся.

- Вы старше Лени или моложе? - спрашиваю я.

- Погодки мы. Ему двадцать три, а мне двадцать четыре.

- И давно работаете бухгалтером?

Лида, кажется, не удивляется моей осведомленности:

- Как курсы окончила. Скоро четыре года.

- И все в одном магазине?

- Нет. Первый год в ателье работала. А потом уже перешла в магазин мелкооптовой торговли. Здесь легче. Безналичный расчет.

- А директор хороший?

- Георгий Иванович? - Лида вздыхает. - Из-за него, наверное, уйти придется. Пристает очень. Ну прямо прохода не дает. А у самого дочь старше меня. Представляете? Рассказывать и то неудобно.

- Прежний директор не такой был?

- А вы Гвимара Ивановича знаете? - оживляется Лида. - Ой, совсем другой человек! Культурный такой, вежливый. Правда, Леню нашего он уволил. Но я вам скажу, Леня сам виноват. Нельзя так выпивать. Ну про все забывает. И злой становится ужас какой. Другой хоть спать идет. Я ему сто раз говорила: иди лечись, если сам бросить не можешь. И Зина ему то же говорит. Ей он хоть обещает. Но все равно никуда не идет. Я даже замечаю, что он Зину втягивать начал.

Да, никуда уже Леха не пойдет, и Зине ничего не грозит. Кончилась его непутевая, неправедная, пустая жизнь. Хоть Зине этой самой жизнь не успел искалечить. А вышла бы она за него замуж?..

- Скажите, Лида, вы среди знакомых Гвимара Ивановича такого Льва Игнатьевича не знали?

- Льва Игнатьевича?.. - задумчиво переспрашивает Лида и смотрит куда-то мимо меня, сложив руки на коленях. - А какой он из себя? Может, я вспомню.

- Такой низенький, плотный, с седыми усами щеточкой, лицо красное, мешки под глазами. Пожилой уже.

Я сообщаю ей все эти приметы, а перед глазами у меня невольно возникает московское кафе напротив Центрального телеграфа и мой собеседник там. Прямо наваждение какое-то. Все ведь совпадает! Словно я сейчас не какого-то неведомого Льва Игнатьевича описываю, а того типа из кафе. Но прав, конечно, Кузьмич: не может один человек и квартирную кражу организовать, и об экономике так рассуждать, да еще чье-то поручение по этой части выполнять. Чушь какая-то!

- Нет, не знаю я такого, - вздохнув, говорит Лида.