Владимир Кашин - Приговор приведен в исполнение (Справедливость - мое ремесло - 1)

- Товарищ капитан... - еле слышно проговорил он.

- Гражданин капитан, - заметил надзиратель.

- Гражданин капитан, - машинально повторил художник. - Дайте мне бумаги...

- Зачем она вам?

- Написать о помиловании.

- Вы же отказались от помилования.

- Да что же это! Что же это такое! - истерично закричал Сосновский. Уже и о помиловании нельзя? Ничего уже нельзя, да?!

- Тише! - сказал надзиратель, открывая перед капитаном дверь.

- Умоляю! Дайте бумагу! - Сосновский схватил капитана за рукав.

Надзиратель силой оторвал его от офицера.

- Доиграетесь! - пригрозил он Сосновскому.

- Бумагу вы сейчас получите, - сказал капитан и, обращаясь к надзирателю, добавил: - Принесите бумагу и ручку. Я здесь побуду.

На следующее утро, при сдаче дежурства, капитан доложил начальнику тюрьмы о Сосновском и о том, как осужденный не прикасается к пище, только пьет воду. Капитан подчеркнул, что, по его мнению, в поведении осужденного нет ничего демонстративного.

- У меня уже лежат два рапорта надзирателей о Сосновском, - сказал подполковник Чамов. - Попробую доложить о нем комиссару.

23

Чамов встретил начальника управления охраны общественного порядка у главных ворот.

- Здравия желаю, товарищ комиссар! В подразделении все в порядке. Докладывает подполковник Чамов.

- Здравствуйте, Михаил Петрович. Давненько мы с вами не виделись.

- Так вы ведь в отпуске были, товарищ комиссар! И я всего только две недели назад из санатория вернулся. Правда, уже забыл, что отдыхал.

- Выглядите хорошо.

- Последнее время, товарищ комиссар, мотор чего-то барахлил. Теперь немного подремонтировали.

Чамов нажал кнопку звонка.

- Прошу, Виктор Павлович!

Когда комиссар и подполковник вошли во двор, им козырнул надзиратель, охранявший вход в тюрьму.

Комиссар подал ему руку. Надзиратель на мгновенье задержал ее в своей:

- Разрешите поблагодарить вас, товарищ комиссар!

- За что, товарищ сержант?

- Помните, Виктор Павлович, - вмешался Чамов, - мы обращались к вам, чтобы райисполком присоединил освободившуюся комнату к квартире нашего сотрудника? И вы помогли.

- Это вы, товарищ комиссар, обо мне хлопотали, - заулыбался надзиратель. - Большое вам спасибо от меня, от жены и детей.

- Что ж, рад за вас. Сколько лет служите в органах?

- Двадцать, товарищ комиссар. Из них восемнадцать здесь, в тюрьме.

- Рад за вас, - повторил комиссар и повернулся лицом к подполковнику, давая этим понять, что разговор с надзирателем окончен.

- Ко мне зайдем или сразу по корпусам? - спросил подполковник.

- Начнем с корпусов. С больницы.

- Есть. Сержант, откройте дверь.

На тюремном дворе к ним присоединился майор - заместитель Чамова. Поприветствовав комиссара, он шепотом напомнил подполковнику о Сосновском.

- Мы хотели доложить вам о Сосновском, приговоренном к высшей мере, сказал Чамов комиссару.

- А, это тот самый? Художник?

- Так точно. Верховный суд приговор утвердил.

- Ну и что же?

- Понимаете, Виктор Павлович, ведет он себя как-то странно, необычно. Боюсь даже говорить, но складывается впечатление, что не похож он на убийцу. Мы их тут насмотрелись за годы службы, - вздохнул подполковник. Мой заместитель такого же мнения.

- Ведет он себя не просто странно, - добавил майор, когда комиссар взглянул на него, - а, пожалуй, как человек невиновный, но попавший в безвыходное положение.

- Ну-ну, интересно...

- Было бы очень хорошо, если бы вы, Виктор Павлович, сами с ним поговорили, - дипломатично вставил начальник тюрьмы.

- Для этого существует прокурорский надзор, - сказал комиссар.

- Само собой, доложим, - заверил Чамов. - Но, товарищ комиссар, пользуясь случаем, что вы у нас...

- Ну что ж... - не спеша, словно еще колеблясь, сказал начальник управления, - если вы так просите...

- Где, Виктор Павлович, в камере или в моем кабинете? - сразу же спросил Чамов, чтобы не откладывать дело.

- Давайте уж у вас, Михаил Петрович. Пока обойдем камеры, пусть художника приведут к вам в кабинет.

- Слушаюсь! Товарищ майор! Распорядитесь!

...Был первый час дня, приближалось время обеда, когда начальник управления вошел в кабинет подполковника:

- Где ваш художник?

- Здесь. Но, может быть, после обеда?

- Какой уж тут обед! Введите.

Он снял фуражку, повесил плащ и сел за стол.

Чамов открыл дверь. В кабинет вошел офицер.

- Здравия желаю, товарищ комиссар! Дежурный - старший лейтенант Сыняк. Разрешите ввести осужденного?

- Здравствуйте. Введите.

- Входи! - крикнул Сыняк в коридор.

Порог переступил изможденный человек с белой головой. Его отяжелевшие, припухшие и красные от бессонницы веки медленно опускались и так же медленно, с трудом, поднимались.

Комиссар видел Сосновского впервые и внимательно осмотрел его с головы до ног.

Художник сделал нетвердый шаг к столу и с трудом произнес:

- Здравствуйте.

- Здравствуйте, - ответил комиссар. Затем приказал: - Старший лейтенант! Снимите наручники!

Дежурный офицер бросил недоуменный взгляд на начальника тюрьмы, словно ища у него защиты, - ведь с приговоренного к смертной казни наручники разрешается снимать только в камере! Комиссар понял этот взгляд и повторил:

- Да, да, снимите. Надеюсь, художник ничего нам здесь не нарисует.

Даже при намеке на шутку начальства подчиненные обычно улыбаются, но на этот раз их лица остались серьезными и сосредоточенными. Сосновский тоже не ответил на реплику комиссара, хотя слова начальника касались непосредственно его.

- Садитесь ближе, вот сюда, - указал ему комиссар на стул, стоявший возле стола. - А вы, товарищ Сыняк, можете идти.

На лице старшего лейтенанта снова появилось недоумение - он не имел права отойти от осужденного ни на шаг. Тем не менее, подчиняясь приказу, козырнул и вышел за дверь.

Комиссар взял сигарету и пододвинул раскрытую пачку Сосновскому. Художник отказался. Подполковник Чамов щелкнул зажигалкой и дал комиссару прикурить.

- Как вас зовут? - спросил комиссар Сосновского.

- Юрий Николаевич.

- Администрация тюрьмы кое-что докладывала мне о вас. Хотите поговорить со мною? Вам известно, кто я?

- Нет.

- Начальник областного управления, комиссар милиции, - торопливо подсказал Чамов.

- У меня, Юрий Николаевич, есть желание поговорить с вами.

- Желание? Пожалуйста, - негромко проговорил Сосновский. - Хотя о чем уж теперь говорить...

- Да. Положение у вас нелегкое. Скажите, почему вы раньше отказывались просить помилования, а теперь потребовали бумагу? Впрочем, расскажите, пожалуйста, все по порядку.

- Я не виновен, - сказал Сосновский. - Понимаете - не виновен! Но все обернулось против меня. И я ничего не могу доказать. Я бессилен. Я опутан цепями невероятных событий, и эти цепи уже задушили меня. Я не живу, даже не существую. Я уже не человек...