Владимир Кашин - Приговор приведен в исполнение (Справедливость - мое ремесло - 1)

Но сразу уйти Ковалю не удалось. Едва он встал, как раздался звонок телефона.

- Иван Филиппович? - услышал подполковник имя прокурора области. Откуда звонишь? От себя? Ну, я рад! С выздоровлением! Сбежал? Хорош! Как же так? Что же, тебя принудительно лечить будут? Ну, смотри, если здоров, дело другое. Да. Да. Слушаю... - Комиссар сделал Ковалю знак, чтобы он не уходил. - Да, заслуживает внимания. Сперва сомнения, а потом и кое-какие новые факты. Вчера Коваль и Тищенко были у Компанийца, но тот ничего не понял, а возможно, и честь мундира защищал, но какая уж тут честь, если речь идет о человеческой жизни! Нужно во всем до конца убедиться. Расстрелять никогда не поздно. Компаниец, и доложил? Конечно, доложит: ты появился, вот он за твою спину и прячется. Хорошо. Сейчас приедем. Я уж в больницу к тебе собирался.

Комиссар положил трубку и улыбнулся:

- Он уже дал Компанийцу по мозгам. Умный мужик! Голова! Сразу все понял. Возьмите все материалы, и минут через десять поедем.

...На этот раз Коваль возвращался из прокуратуры в отличном настроении. Прокурор области обещал добиться отсрочки по приговору Сосновскому и разрешения на доследование. Тищенко от ведения дела отстранен. На Коваля ложилась теперь еще большая ответственность.

Вечером того же дня московским экспрессом подполковник выехал в Брянск.

Перед отъездом Коваль передал фотографии Петрова и Семенова и обрывок фото, найденный во дворе, в отдел криминалистики. Он просил еще раз выяснить, кто именно был снят на обрывке и как следует толковать удивительное сходство этих людей: как простое совпадение, так сказать, игру природы, или же как неопровержимые признаки родства.

25

Лежа на верхней полке вагона, подполковник вспоминал свою последнюю встречу с Петровым на городском активе.

Случайно или не случайно, но они снова оказались рядом, в одном из задних рядов. Когда кончился доклад и исчезло напряжение первого часа работы, участники совещания несколько расслабились, стали перешептываться между собой.

Коваль тоже наклонился к соседу:

- Иван Васильевич, Верховный суд приговор Сосновскому утвердил. Слышали?

Петров встрепенулся.

- Нет, не слышал. Спасибо за добрую весть. Наконец-то!

- И представьте, он отказался просить помилования.

- Не удивительно.

- А мне это непонятно. Человек редко отказывается от своей последней надежды на жизнь.

- Человек, - да! - назидательно заметил управляющий. - Вы там, в милиции, так привыкли к преступникам, что величаете их людьми. Но это ведь зверь. Невероятно: как в одной душе уживались зверь и все-таки - художник.

- Его считают талантливым мастером. Мне тоже нравятся его картины.

- Пожалуй, можно уже говорить "считали", а "не считают". Или нет? мрачно улыбнулся Петров. - Когда ж его... в расход?

Коваль пожал плечами.

На этом разговор оборвался: начались прения, и на трибуну поднялся очередной оратор.

- Кажется, и мне пора приготовиться, - сказал управляющий. - Ох и дам я им сегодня жизни! Невзирая на лица. - И он жестко сжал губы.

Оратор заканчивал свое выступление анекдотическим случаем из практики своего предприятия. По залу прокатился веселый смех.

Коваль наклонился к Петрову:

- Иван Васильевич, а не встречали ли вы когда-нибудь своего двойника?

Петров слегка отстранился, словно намереваясь получше разглядеть собеседника:

- Бывает, человеку говорят, что вот, мол, вы похожи на одного моего знакомого. Не исключено, что и у меня есть какой-нибудь двойник. А вы что - встретили человека, похожего на меня?

- Да. Никак вот только не вспомню, где именно. Все стараюсь вспомнить - и не могу. Склероз.

- А это так важно для вас? - снова улыбнулся Петров.

- Очень важно, - подполковник произнес эти слова так тихо, что Петров не расслышал. Он наклонился к Ковалю, надеясь, что тот повторит.

Но подполковник молчал.

- Слово имеет товарищ Петров, управляющий трестом "Артезианстрой", объявил председательствующий.

Тяжело ступая, Петров направился к трибуне.

Слушая его, подполковник отметил, что Петров нервничает. Нелицеприятной критики, о которой он говорил Ковалю, не было и в помине. Управляющий что-то мямлил о низком качестве буровых наконечников, о нехватке квартир для рабочих, что приводит к текучести кадров. Неприятно было видеть этого представительного человека таким беспомощным на трибуне.

Но зал слушал его внимательно, в полной тишине. И Коваль понял: этим как бы выражается сочувствие человеку, недавно пережившему трагедию.

После выступления управляющего "Артезианстроем" объявили перерыв на обед, а во второй половине дня Коваль получил оперативное задание и на вечернее заседание не явился...

И вот теперь, лежа на вагонной полке, он вспомнил этот разговор с Петровым и выступление управляющего на совещании. И точно снова увидел, как растерялся Петров, услышав вопрос о двойнике.

* * *

Маляр ремонтной конторы РЖУ Семенов произвел на него впечатление странное. Это был крупный мужчина, чуть повыше Петрова ростом, но не такой полный, как тот. Неразговорчивый и хмурый. Семенов довольно подробно рассказал свою биографию, не скрыл и преступлений во время фашистской оккупации. На вопрос подполковника, где он был семнадцатого мая, ответил:

- Дома.

- А на работе были?

- И на работе был.

- Почему же говорите "дома"?

- Я имею в виду - в Брянске.

- А разве кто-нибудь сомневается, что семнадцатого вы были в Брянске?

Маляр умолк, и больше ничего вытянуть из него Коваль не смог.

Подполковник проверил, не мог ли быть Семенов тем Андреем, о котором рассказывал на рыбалке Петров, но оказалось, что на буровой он не работал и в Херсонской области не жил.

Подполковник решил подвергнуть Семенова медицинскому освидетельствованию. На плече, на груди и на шее маляра врачи обнаружили следы небольших ранений, примерно трех-четырехмесячной давности. Медицинская экспертиза дала заключение, что следы эти имеют сходство с укусами человеческих зубов.

- Откуда у вас эти следы? - спросил Коваль.

Прежде чем ответить на тот или иной вопрос, Семенов каждый раз мрачно оглядывал подполковника и после паузы отвечал удивительно спокойным, равнодушным тоном:

- С козел упал.

- Где?

- На работе.

- Что вы тогда делали?

- Стены красил.

- Когда? В каком месяце? Которого числа?

- Не помню.

- Приблизительно?

- Не знаю.

- Наверно, все-таки в мае?

- Может быть, и так.

- Но в майских нарядах не значится покраска стен.

- А я красил! - упрямо повторил Семенов. - Что там прораб в нарядах пишет, не знаю. Его дело.

- Семнадцатого мая тоже красили?

- Может быть, и семнадцатого...

- Ладно. Травмы получили семнадцатого. Но нам точно известно, что семнадцатого вы на работе не были. Где же вы упали?