Владимир Кашин - Тайна забытого дела (Справедливость - мое ремесло - 2)

После двух беспокойных ночей, - все милиционеры во главе с начальником Гусевым проводили очередные облавы на грабителей, дезертиров, спекулянтов, освобождая город от всякой нечисти, - Решетняк еле стоял на ногах. Холодный воздух немного взбадривал, отгонял сон.

На улицах быстро темнело. Единственный фонарь - луна и та все время пряталась за тучи. И только на центральных площадях мерцали настоящие фонари, то раскаляясь добела, то тлея багровыми точками.

В холодной каменной постели ежился и тяжело дышал окоченевший большой город. Оборванный, голодный, полный неудержимого энтузиазма строителей новой жизни и вражеского сопротивления. Суетливый днем, он замирал с наступлением темноты, когда открывались двери тайных явок и притонов и на опустевшие улицы, как тараканы, выползали подонки.

Смутные звуки вечернего города волнами накатывались на Решетняка: кто-то с радостным волнением открывал новый закон в науке, где-то плакали от голода дети, кто-то рассказывал завороженным слушателям о прекрасном будущем и о мировой революции, где-то умирали от неизлечимых болезней.

Издали, с моста, невидимого в темноте, донесся женский визг. Решетняк, несмотря на усталость, хотел было свернуть туда, - ведь в глухих местах часто нападали на прохожих грабители, - как неожиданно вплелись в этот визг игривые нотки, и он только покачал головой. Не обращая внимания на холод и мрак, по площади сновали прохожие. Под одним из фонарей собралась толпа.

Решетняк сделал над собой усилие и пошел туда. Сработало чувство ответственности за все происходящее кругом - чувство, которое чрезвычайно обострилось у него за время работы в милиции.

Опять голоса. Выделялись возмущенные: женские и властный мужской. У фонаря под присмотром двух милиционеров сбились небрежно одетые молодые женщины. Некоторые из них что-то с возмущением выкрикивали, другие плакали.

Третий милиционер, пожилой, коренастый усач, хватал на улице других женщин и вел под фонарь, поворачивал их лицом к свету, безапелляционно бросал: "Проститутка!" - и, несмотря на слезы и возмущение женщин, передавал их под охрану своих товарищей.

Когда Решетняк приблизился, усач подвел под фонарь очередную жертву молодую женщину в длинном пальто, сшитом из театральных портьер.

- Как вы смеете! - кричала та, пытаясь вырваться.

Но усач посмотрел на подкрашенные ее губы, перехватил испуганный ее взгляд и, секунду подумав, бросил:

- Не отпускать!

Решетняк назвал себя, спросил, кто разрешил производить эту уличную облаву и вот так позорить людей. Всех женщин приказал отпустить. Милиционер не подчинился. Заявил, что отведет их всех на медицинский осмотр, после чего больных будут лечить, а здоровых отправят на принудительные работы.

- Хватаете всех подряд, - сказал спокойно Решетняк милиционеру. Есть приказ главмилиции, запрещающий массовые облавы на проституток. Да и вообще разве можно вот так, без разбора!

- У меня на них глаз наметан, - самодовольно ответил усач. - Еще со старого режима. Сразу узнаю. Вы не беспокойтесь, товарищ инспектор, искореним эту буржуйскую заразу.

- Лучше проверять и задерживать тех, кто их соблазняет, - и Решетняк кивком головы указал на сытого мужчину, который стоял поодаль и ждал, пока отпустят хотя бы одну из женщин. - Кто за ломоть нэпманского хлеба потешается над нашими пролетарскими девчатами. А за нарушение приказа главмилиции попадете под трибунал, - пригрозил Решетняк.

Эта угроза, а может быть, и то, что незнакомый инспектор решительно передвинул по ремню кобуру, повлияло на усача. При том дефиците на оружие, который все время ощущала милиция, персональный наган красноречивее любого документа свидетельствовал, что владелец его - высокое начальство.

- Отпустите! - еще раз приказал Решетняк и сказал женщинам: - Тем, кого это касается, советуем покончить с позорным прошлым. Революция дала женщинам равные права с мужчинами. Идите на биржу труда. Ну, а кто не послушается, к тем придется применить принудительные меры. Внизу, в конце площади, - диспансер, где можно пройти медицинский осмотр и получить бесплатную помощь.

Произнося эти слова, Решетняк обратил внимание на молоденькую, окончательно замерзшую девушку, которой старый платок заменял и головной убор, и пальто. Где-то видел он эти большие, широко поставленные глаза, это красивое продолговатое личико. И сразу вспомнил: дочь банкира Апостолова, которую он допрашивал. Девушка очень похудела и осунулась, даже при слабом свете фонаря лицо ев казалось белым и словно прозрачным, а глаза от этого - еще больше и темнее. Как же ее зовут?..

Тем временем женщины, освобожденные из-под стражи, порхнули в разные стороны. Милиционер, считавший себя специалистом по массовым облавам, что-то ворчал, обращаясь к товарищам. Его угнетало чувство невыполненного долга: он так и не понял, почему ему запретили вылавливать проституток.

А Решетняк стоял и все еще пытался вспомнить, как зовут девушку в платке.

Она пробыла в камере одну ночь. На допросе сразу выяснилось, что арестовали ее зря - помочь милиции разобраться в ограблении банка она не могла. И Решетняк отпустил ев домой. Потом, работая над делом Апостолова, несколько раз вспоминал ее. Но для дальнейшего расследования она тоже не понадобилась, и он больше не интересовался, как сложилась ее судьба. Неужели пошла на панель? "Клава!" - вспомнил он наконец.

- Клава! - крикнул он. - Клава, подождите!

Апостолова испуганно обернулась. Толстяк, который терпеливо ждал именно ее и теперь поплелся следом за ней, тоже остановился.

- Что вам угодно? - зло бросила Клава, когда Решетняк приблизился.

- Не узнаете?

- Узнаю, - сказала девушка. - Чека.

- Инспектор милиции, - поправил Решетняк.

Она махнула рукою, и это должно было означать, что ей все равно.

- А это кто с вами? - спросил Решетняк, указывая на толстяка.

- Я сосед их, с детства знаю, - заговорил толстяк. - Могилянский. Рад познакомиться, товарищ инспектор. Вижу, схватили ее милиционеры и не пускают. Думал личность ее удостоверить. А вы правильно сделали. Благородно. Разве можно людей обижать? Хватают на улице честных девушек и куда-то тащат. Как при старом режиме.

- Мне холодно. Пустите. Я пойду, - сказала Клава, не поднимая глаз.

- Она - порядочный человек. Из интеллигентной семьи. Да вы, наверно, знаете, товарищ инспектор, раз по имени называете. Дочь известного в городе человека, сочувствовавшего Советской власти.

- Апостолов - сочувствовал? - внимательнее присмотрелся к толстяку Решетняк. - А что вы о нем знаете?

- Ничего, кроме того, что он отвез Ленину все ценности банка. Плохо только, что детей бросил на произвол судьбы.

- Откуда вы это взяли?