Владимир Кашин - Тени над Латорицей (Справедливость - мое ремесло - 3)

- Сейчас все в порядке. Но я думаю, ей будет приятно узнать, что вы хорошо выполнили свой долг.

- Ага, - сказал Павел, ничего не понимая, и теплая кровь снова прилила к его лицу. - Откуда вы о ней знаете?

- Служба у меня такая, - усмехнулся подполковник. - Не исключено, что она приедет сюда.

Перед ним словно и сейчас стоял пожилой офицер в милицейской форме и доброжелательно поглядывал на него умными внимательными глазами. Не может быть, чтобы он шутил. Хотя Павел всегда говорил о милиции не иначе как в ироническом тоне, - этот офицер невольно вызывал к себе уважение. Нет, такой попусту говорить не будет. Но как Таня попадет сюда? И все-таки откуда он знает ее и, главное, о их знакомстве и дружбе?

За окном послышалась команда: "Разойдись!"

Много отдал бы сейчас Онищенко, чтобы повернуться на бок и выглянуть во двор, где ребята отдыхают после занятий.

Он услышал шаги под окном, где-то совсем близко, потом - негромкие голоса.

- Заглянем? - Павел узнал голос Стасюка.

- А если спит?

- Все равно время обеда.

- Стасюк, не лезь в окно! Когда ты научишься входить в дом, как нормальный человек, - через дверь? - это сказал Пименов.

Павлу хотелось крикнуть, что он не спит и не собирается спать и что можно войти в дверь или влезть в окно - все равно он будет очень и очень рад. Но передумал. Пускай идут обедать. Потом, в свободный час, зайдут и, если захотят, весь час смогут просидеть.

Не оставляла одна мысль: откуда подполковник Коваль знает о нем и Тане? И Павел решил попросить кого-нибудь из ребят написать Тане под его диктовку письмо. Но кому можно доверить свои чувства? И неожиданно для самого себя он понял, что выбор его падает на сержанта Пименова.

3

- Таня?

Дмитрий Иванович увидел ее на скамейке, за кустарником. Девушка сидела спиной к аллее, но он сразу узнал ее по высоко поднятым плечам и по тому, как она держала голову - слегка набок.

Дело об убийстве семьи Иллеш милиция уже полностью передала прокуратуре, которая проводила предсудебное следствие, и подполковник Коваль мог возвращаться в Киев. Закончив работу, он пошел погулять в парк, где после пропитанных табачным дымом, удушливых вечеров за письменным столом часто мечтал о Ружене.

На этот раз приятные мысли не появлялись. Из сознания медленно уходили все эти клоуны, длинные, маркелы, "братья симеоны", шеферы и локкеры, и Коваль чувствовал себя крайне утомленным.

Таня резко обернулась на его голос и посмотрела на него с удивлением:

- Вы?

- Можно с вами посидеть?

Она кивнула.

Коваль тяжело опустился на скамью.

- Хорошо здесь. Прохладно. - Он умолк, задумался, а затем спросил: Вы впервые в этих местах?

- Впервые.

- Я тоже. Ну что, видели своего героя?

- Только что с заставы. Утром лечу домой.

- Мы с дочкой тоже завтра едем. Поездом. А вы зачем самолетом? Еще разок взглянули бы на горы. Вы ведь художница.

- В поезде жарко, а главное - скорее хочется домой. Не могу я здесь больше.

- Жара и в самом деле ужасная.

- Мне всегда жаль тех, кто летом сидит в закрытом помещении.

- Но вы ведь тоже работали в закрытом помещении. Как мне помнится, художником-декоратором.

- Я не обязана была высиживать восемь часов. И в театре прохладно, сквозняки. Послезавтра, - вздохнула Таня, - заканчивается отпуск. И провела я его, горько подумать, как граф Монте-Кристо - за решеткой. Надеялась еще в Прибалтику съездить, на Рижское взморье. А теперь уже времени не осталось. Скажите, пожалуйста, Павла действительно могут наградить за то, что он кого-то там поймал?

- Вполне возможно. И отпуск дадут недели на две, а то и больше.

- Правда? Вот было бы чудесно! Он по Киеву соскучился.

- А знаете, кого он поймал?

- Откуда мне знать? Сказал, какого-то бандита.

- Он задержал иностранца, в номер которого вы ошибочно попали. Да, да... В тот самый вечер, в половине двенадцатого. Там должен был находиться турист Имре Хорват, который якобы принял снотворное, потому что у него болел зуб. На самом же деле ничего у него не болело. Ему нужно было незаметно выскользнуть из гостиницы, приехать из Ужгорода сюда и успеть до утра возвратиться назад. Вы, естественно, ничего этого не знали, и он тоже не мог себе представить, что кто-то залезет к нему в окно. Ваше показание о пустом номере туриста помогло мне связать концы разных нитей в один узел.

- Значит, помощницей вашей стала? Вот уж не думала!

- Вы помогли установить имя, под которым этот "турист" пожаловал к нам и вообще скрывался. Конечно, его бы все равно задержали на границе. Но если бы мы не знали его имени, все было бы значительно сложнее. Получилось так, что вы со своим приятелем Павлом оказались, как говорится, по одну сторону баррикады.

- Что же он натворил, этот "турист"? Почему вы его разыскивали? Секрет?

- Нет. Этот человек... Впрочем, человеком его назвать нельзя... Это, Таня, длинная история. Одним словом, он военный преступник, который, как я уже говорил, приехал в нашу страну под чужим именем. У него остались здесь жена и дочь. И в то самое время, когда вы стояли на подоконнике его номера в ужгородской гостинице, он задушил свою бывшую жену, убил ножом дочь. Да и еще одну девочку, школьницу. Тяжело даже рассказывать такое.

- Скажите, пожалуйста, а почему вы со мной заговорили? Зачем сели около меня? Ведь свободных скамеек сколько угодно. Я, конечно, не против, но все-таки...

- Во-первых, вы моя помощница. Хотя и случайная, - шутливо ответил Коваль. - Во-вторых, моей Наташке тоже двадцать. С нею часто сидим вот так же и разговариваем.

Коваль умолк, что-то вспомнив, и сорвал ланцетовидный лист вербы.

- Но, смотрю, - продолжал он, - очень уж вы разные. Наташка веселая, бойкая. Вы, может быть, тоже бойкая, только не очень веселая. А это странно - в двадцать лет не быть веселой. Мне кажется, что вы если и радуетесь чему-нибудь, то тоже как-то печально. И ненадолго. Я не ошибся?

Таня молчала.

- Хорошо, не отвечайте. И простите, что задаю вам такой интимный вопрос.

- Нет, пожалуйста. Вы человек для меня чужой. Можете спрашивать то, что близким людям не разрешается спрашивать. Интересно, как выглядит ваша дочь? Может быть, я ее знаю. В Киеве у меня много знакомых.

- Как выглядит? Она, пожалуй, не такая красивая, как вы, но, простите, ласковее и проще, а потому - привлекательнее. Вы уже словно утомлены в свои двадцать лет, а в ней бурлит и бушует сама жизнь. Может быть, вы пережили какую-то трагедию? Она вот мать потеряла, но постепенно выровнялась, не сломалась. Я рад, что Наташка растет хорошим человеком.

- У меня родители живы-здоровы, - сказала Таня. - А вы никогда со своей дочкой не ссоритесь?

- Всякое бывает. Но в большинстве случаев виноват я и мои привычки. И вот эта разница между вами и ею заставляет меня задуматься. Очень хочу понять, в чем тут дело.