Юрий Кургузов - Возвращение Скорпиона

И вдруг я вспомнил о ночном приключении и стал лихорадочно пытаться восстановить его в мозгу в деталях.

Не во всех, но вроде восстановил и начал думать, не стоит ли еще разок наведаться в тот дом, только уже трезвым.

Вопрос, конечно, интересный, однако вот лица… Лиц я практически не запомнил.

Да-а, проблема… Я лежал и рассуждал под бубненье телевизора: идти — не идти, идти — не идти? А может, звякнуть друзьям и попросить выяснить, что это за шалман там открылся? Еще и "отцом", гады, обзывали! Тоже мне, "сынки" нашлись!..

И в этот момент мои трудные (потому что давались они с превеликим трудом) мысли прервал звонок. Не телефонный, а в дверь.

Я болезненно поморщился: кого нелегкая принесла?! Но делать нечего — кряхтя поднялся, рыкнул:

— Место! — И пошел открывать.

Открыл.

И жутко обрадовался.

И горько простонал:

— Слушай, ну выведи Джона, а? Не погуби! Христом-богом молю!..

Это случилось в феврале, во время моего последнего, то есть, теперь уже предпоследнего закидона. Часа в три ночи я вылез по сугробам из родных кущей к трамвайной остановке, но поскольку домой не хотелось — еще, видите ли, не нагулялся! — подошел к ночному киоску.

Но и пить (в смысле крепкого) тоже уже не хотелось; я купил бутылку пива, попросил парня-продавца откупорить и, потягивая на двадцатиградусном морозе "Оболонь", завел с ним какой-то полупьяный-полуинтеллектуальный базар. Парнишка оказался толковым и смышленым, мы весьма приятно общались через окошко, я заглотил еще бутылку — и вдруг с удивлением обнаружил, что, кажется, мало-помалу начинаю замерзать.

Открытие было не из радостных, и я предложил симпатичному продавцу впустить меня к себе и уже в тепле продолжить наши беседы.

А малый-то оказался с гнильцой. Он скорбно покачал головой и сообщил, что по инструкции это не положено.

Я возразил, что по инструкциям, к сожалению, много чего не положено и что инструкции для того и существуют, чтобы их нарушать. Дудки: умный гадёныш только крутил балдой и аргументировал свою вшивую позицию пошлым: "А вдруг я вас впущу, а вы дадите мне по голове и ограбите киоск?"

Обидевшись, я заверил, что по голове могу дать ему и отсюда; надо только шарахнуть как следует по стеклу, и никуда он, милый, не денется. Однако подлый сучонок, протянув указующий перст влево, довольно ухмыльнулся: "А по стеклу вы бить не будете, ясно?"

Я оглянулся — на другой стороне широкой улицы, метрах в пятидесяти от нас, стоял милицейский "козёл". В смысле — машина, а не человек в милицейской форме. Я даже и не слышал, как она подрулила. Но бояться-то мне, по идее, нечего: не шатаюсь, не корячусь, никого не трогаю (правда, и трогать некого), так что коли менты нормальные…

Оказались — действительно нормальные, прикапываться не стали, постояли-постояли, да и уехали.

Зато у меня стучали уже не только пальцы, а и зубы. Я сделал последнюю попытку: предложил бздуну купить у него бутылку вина и распить ее вдвоем в тепле.

Голый номер.

И вот тогда, обидевшись уже не на шутку, я заявил, что вино все равно куплю, но не у него, а в киоске напротив, и он, гнида, лишится в результате этого части своей сменной выручки.

Однако гнида ответила, что инструкция и здоровье дороже выручки, и пожелала мне счастливого пути.

Я тоже вежливо попрощался и заковылял через дорогу. Начало мести, и я поднял воротник — но что толку? Подошел к конкурирующему с бздуном киоску, обозрел витрину и постучал в окошечко с намерением взять бутылку и пластмассовый стакан.

Окошко открылось, я протянул деньги и сообщил, что мне нужно. Бутылку, стаканчик и сдачу подала девушка в толстом и длинном, как короткое платье, свитере, и только она собралась было опять закрываться, я, малопослушными от мороза и ветра губами, промычал:

— А вы не хотели бы выпить со мной?

Девушка улыбнулась и покачала головой:

— Нет, спасибо.

— Но почему?! — искренне изумился я. — Почему никто не хочет со мной пить? Такой холод! А трамваи не ходят, и машин тоже не видно. В общем, если я прямо сейчас не выпью, то совсем окоченею, и утром первый покупатель обнаружит возле вашего прекрасного киоска мой хладный труп!

Она меланхолично пожала плечами:

— Так заходите.

Я не понял.

— Чего?

— Заходите, — повторила девушка.

— Куда?

— Ну, сюда.

— К вам?! — поразился я.

— Да, а что?

— Нет-нет, ничего! Но подождите, а разве у вас нет инструкций?

— Инструкций? — переспросила девушка.

— Ага. Или чего-то в этом роде. Вот ваш визави, — мотнул головой на негостеприимный киоск напротив, — меня не впустил. Испугался, что ограблю. Да, кстати, а вы не боитесь?

Она снова флегматично повела плечом:

— Не очень.

Я вздохнул:

— Нет, понятно, что мои порядочность и интеллигентность бросаются в глаза даже в пьяном виде, но… все-таки… Хотя не очень я уже и пьяный, — подумав, рассудительно добавил я. — Зима ведь. Но вы же меня совсем не знаете!

Девушка повысила голос:

— Слушайте, или заходите, или я закрываю. Холодно!

— Иду-иду! — испуганно воскликнул я. — Иду, о милосердная! Бегу!

Я обогнул киоск и ввалился в приотворившуюся дверь. Девушка защелкнула замок и показала на табурет возле огромного калорифера:

— Садитесь и грейтесь, а то вы похожи на Деда Мороза.

— Угу… — Я плюхнулся на табуретку, рефлекторно продолжая прижимать к груди "Букет Абхазии".

Она сказала:

— Можете поставить. Не бойтесь, не выпью.

— Совсем и не боюсь, — прошамкал я и опустил пузырь на пол. После этого засунул в карман перчатки и протянул руки к теплу.

— Ну и долго вы… это? — спросила благодетельница, присев на стул напротив. — Гуляете?

Я поёжился:

— Да прилично… Понимаете, я родом из этих краев, хотя уже давно живу в другом месте. Однако вот ностальгия, знаете ли, иной раз так прихватит… просто ужас! А кстати, вам известно, что лет двадцать назад на месте этого замечательного киоска стояли дома?

Она покачала головой:

— Нет, не известно, мне всего девятнадцать.

Я снова вздохнул:

— Понятно.

— А вам?

— Что — мне?

— Сколько лет вам?

Я уныло повесил над калорифером нос.

— Умножьте свой возраст на два — и то сделаете комплимент.

Девушка рассмеялась:

— Ну умножила!

— А теперь приплюсуйте комплимент.

— Большой?

Я почесал затылок:

— Да годика этак четыре. — И едва ли не впервые внимательно посмотрел на нее. Короткие светлые волосы, карие глаза, тонкий нос, чуть припухлые губы, точеная фигурка. Хорошая девушка…

Она тоже смотрела на меня. Не слишком, впрочем, любопытным взглядом. Хотя, люди добрые, да кто я такой, чтобы девятнадцатилетняя юница смотрела на меня взглядом слишком любопытным?

Постепенно от тепла калорифера я немного осовел и кивнул на бутылку: