Юрий Кургузов - Возвращение Скорпиона

Однако голос старшего лейтенанта был по-прежнему официален и тверд:

— Никакой информации. Не положено.

Я заныл:

— Да брось, шеф, ну чё ты! Да мы ж, брат, с вами коллеги! Вы — власть, и мы — власть, четвертая, слыхал про такую? Мы ж, сам понимаешь, можем расписать любого, особливо коли ценный сотрудник, такой, как вот, к примеру, ты… Смекаешь? "Моя милиция меня бережёт", и всё в том разрезе. А ты, брат, только шепни: "да" — "нет", и всё! Источников информации мы не разглашаем, бывает даже премируем. Ну? Ну?!

Дежурный Морозов предоргазменно засопел:

— Но это ж… Не по телефону ж…

Я обрадовался:

— А кто говорит за телефон?! Ты, друг, только намекни: приезжать — не приезжать. Коли да, я мигом, одна нога в редакции, а вторая у вас. Прилечу, и сразу к начальнику. Кстати, он у себя?

Старлей Морозов замысловато хмыкнул:

— Нету начальника, в отпуске.

— А кто ж за него?

— Зам, подполковник Мошкин.

— Ага, — благодарно кивнул я невидимому Морозову. — Ну, тогда прямо к нему и рвану. Мужик ничего?

Старший лейтенант издал не вполне внятный звук.

— Да вроде и ничего, но сегодня, говорят, будто с цепи сорвался, злой как чёрт.

Я лицемерно вздохнул:

— Конечно, раз такое ЧП…

Голос дежурного снова мужественно окреп:

— Всё! Я ничего не сказал, ты ничего не слышал.

— Ну еще бы! — торжественно подтвердил я. — Могила!

— Про уговор помнишь? — опять заинтимничал он.

— Гадом буду! — поклялся я и поспешно добавил: — Так, брат, распишу!

— Ну, давай. — Старший лейтенант Морозов положил трубку.

Я кинул свою на сиденье и включил зажигание.

Гм, калитка Ритиного дома не заперта. А я-то уже готовился сигать через забор как пацан.

Раз не пришлось как пацан, вошел как взрослый. Дорожка, ступеньки, крыльцо… Во, и дверь приоткрыта!..

Слушайте, меня почему-то немножко заколотило. Осторожно, на цыпочках, как в замедленном кино я вплыл в прихожую и… И уже в следующий миг меня не то что заколотило, а просто замолотило. Потому что я услышал голоса, мужской и женский. Ну, женский-то ясно — Маргариты. А вот мужской…

Честное слово, услышав э т о т голос, я похолодел.

Почему?

Потому что в мозгу забилась смятенная мысль: господи, да неужели же всё, что случилось здесь раньше, — зря?

И неужели всё теперь придется начинать сначала?

Чёрт, но вы же знаете, как погано порой начинать сначала!..

Наверное, если б я был воспитанным человеком, то, конечно же, не вломился бы с пистолетом наголо в комнату, в которую меня никто не приглашал.

Но знать, я не был человеком воспитанным. Я — вломился. А вломившись, узрел весьма неприятную картину. В кресле, напряженная и натянутая как струна "ми", сидела Маргарита в очень эфемерном халатике и нервно, хотя и без особого успеха, пыталась прикрывать фрагментами этого халатика попеременно то грудь, то другую, то (опять же по очереди, поскольку сделать это одновременно не представлялось возможным чисто технически) одно либо другое гладкое матовое бедро.

Лицо ее было бледным. Лишь на скулах проступали розоватые пятна румянца — то ли смущения, то ли возмущения, то ли злости.

Я направил пушку на диван — вернее, его нынешнего посидельца, — и, надеюсь, спокойно, хотя не больно-то мне это удалось, проговорил:

— Салют, гнида!

Он ощерился:

— И тебе, сволочь…

Нет, что меня всегда поражало в этой мрази, так это наглость, причем зачастую не объяснимая с позиций элементарного здравого смысла и никак не сочетающаяся с характером ситуации, а главное, собственными ресурсами этого хреноплёта. Как шавка, которая, сколько ее ни пинай, всё равно, даже с кровавой пеной на морде, огрызается до последнего, так и этот фрукт пёр напролом до конца, невзирая на любые встречные оплеухи и затрещины. И верите, иногда эта дурная особенность его гадской натуры начинала даже вызывать уважение.

Но только не сегодня. Сегодня вид его мелкой прыщавой рожи вызвал у меня лишь необоримое желание разрядить в нее обойму "яги". Похоже, подонок это почувствовал — потому что вмиг побелел, однако гнилая ухмылка так и не сползла с искривленных губ.

Тогда я резко шагнул вперед и, вцепившись пальцами левой руки ему в горло чуть повыше кадыка, сдёрнул сучонка с дивана. Он забарахтался, пританцовывая на цыпочках, замахал ручками и засучил ножками, вылупив вдобавок глаза, потому что кислород я ему перекрыл и скоро должно было начаться удушье.

Оно скоро и началось. Ручки и ножки порхали все слабее и слабее, глазёнки закатились, и он обмяк как тряпка.

Тогда я бросил его на пол и обернулся к Маргарите:

— Ну и что сие значит?

Пальцы ее вновь бессистемно забегали по халатику и соответственно телу.

— Он… он…

Я сунул "ягу" в карман.

— Ладно, отдохни. Пять минут одиночества у нас есть. — Сходил на кухню и принес стакан холодной воды. Пока Маргарита пила, расплескивая воду на грудь и колени, я обшарил Зверька и обнаружил в кармане его широких светлых брюк небольшой "вальтер". Переложил в карман своих брюк. Бог любит троицу — авось в хозяйстве сгодится. Потом забрал у Маргариты стакан.

— Ну?

Она слабо пожала плечами:

— Ты понимаешь, он пришел… Я не видела, как он пришел… — И замолчала.

Я нетерпеливо кивнул:

— Усёк. Ты не видела, как он пришел. И что было дальше?

Маргарита уронила руки на колени. Судя по всему, проблема собственного неглиже волновать ее перестала. А может, она просто не считала меня чужим? Так я и не был чужим.

— Твою мать, да зачем он пришел? — рыкнул я. И добавил: — Слушай, я ведь могу и снова оставить тебя с ним наедине. Мне эти ваши новые штучки глубоко до… — И прямо и открыто, безо всяких обиняков сообщил, до чего именно мне эти их новые штучки.

И Маргарита Владимировна в момент обрели дар речи:

— Но я правда не знаю! Он достал пистолет и пригрозил, что, если не сообщу, где алмаз, он меня убьет. Еще сказал, что ему точно известно, что я знаю, где камень. И я…

— И ты? — храбро повысил я голос на женщину.

Она уронила голову.

— И я сказала, что у тебя.

— Тэ-э-эк… — Услышанное я обдумывал секунд двадцать.

— А потом он убрал пистолет, — вздохнула Маргарита, — и спросил, придешь ли ты сюда.

— И что ты ответила?

— Что понятия не имею. — Хрустнула суставами пальцев. — Тем более, после того, что произошло вчера.

Я поднял бровь:

— А что произошло вчера? Что такого особенного произошло вчера, Рита? По-моему, ничего. Вчера ты всего-навсего вернулась с… променада с другом, а я… просто погулял вечером с новой знакомой, и всё. Разве нет?

Какое-то время она молчала. Потом хрипло выдохнула: