Виктор Пронин - Остров

Но сегодня было не до этого. На часы Дадонов даже не смотрел. Он окончательно выбился из графика, но все еще надеялся привести состав в Тымовское. Пусть с опозданием, пусть с большим опозданием, но привести. Поезд шел изнуряюще медленно, спотыкаясь, как уставшая лошадь, о маленькие продолговатые сугробики на рельсах. Чувствуя, с каким усилием паровоз преодолевает заносы, Дадонов сам невольно напрягался, замирал и тяжело переводил дыхание, когда препятствие оставалось позади. Его помощник молчал, понимая, что ничем не может помочь.

И наконец состав остановился. В горячке, не задумываясь, Дадонов, схватив лопату, выпрыгнул наружу. И провалился по пояс. Разбросать сугроб не составляло большого труда, да и пассажиры не отказались бы помочь, но в этом уже не было смысла. На расчистку уйдет полчаса, а за это время все пространство под вагонами будет забито снегом.

Дадонов вернулся и попытался было еще раз сдвинуть состав с места, но колеса лишь крутнулись на месте, уплотнив перед собой снег и покрыв его тонкой корочкой льда. Дадонов пнул попавшуюся под ноги лопату, с силой стукнул кулаком по какому-то колесу и всхлипнул от бессилия.

Пробиться на север не удалось. Между станциями Тихой и Взморьем железная дорога прогибалась, образуя длинную, тридцатикилометровую впадину. На дне ее снег скапливался в плотные, массивные сугробы.

ТАЙФУН – ЭТО СИЛЬНЫЙ ЦИКЛОН. Кравец проснулся неожиданно, как от окрика. Гулко и тяжело стучало сердце. В купе было темно и душно. Наглухо задраенное плотной клеенчатой шторой окно, задвинутая дверь почти не пропускали воздуха. На двух нижних полках спали молодые супруги – Кравец так и не успел познакомиться с ними.

За окном протяжно, не переставая, выла пурга. Иногда на какое-то мгновение она затихала, будто собираясь с силами, а потом снова всей массой снега и сжатого воздуха наваливалась на вагон. Кравцу казалось даже, что он слышит поцарапывание крупных снежинок в мерзлое железо вагона. Ветер скребся в вагон, будто просил впустить его. Так среди ночи скребется в дверь загулявший кот, ошалев от мороза, темноты и одиночества.

Кравец осторожно приподнялся и спустился вниз. Нащупав дверь, он долго шарил среди повешенных курток и пальто, разыскивая щеколду.

– Ты куда собрался, батя? – спросил Борис.

– Душно что-то... Пойду покурю.

– Пошли вместе.

Они вышли в полутемный коридор, задвинули за собой дверь и направились в тамбур. Пурга стала ближе, она, казалось, еще злее набросилась на вагон, когда увидела людей.

– Надо было в тот конец идти, – сказал Борис. – Там хоть печка топится.

Кравец только сейчас обратил внимание на то, что поезд стоит. Соскоблив ногтем изморозь со стекла, он посмотрел наружу.

– Боюсь – застряли, – сказал он.

– Не может быть! – с преувеличенной уверенностью ответил Борис. – Что они, первый раз состав в такую погоду ведут!

– Не знаю, какой раз они состав ведут, а вот только стоим мы уже минут пятнадцать... За это время такие тормозные колодки намело под колеса – тремя паровозами не сдвинешь.

– Смотри, батя, накаркаешь!

Натянув на ладонь рукав свитера, Борис ухватился за покрытую изморозью ручку и надавил ее вниз. Ручка не поддавалась. Тогда он несколько раз ударил по ней ногой и рванул дверь на себя. В тот момент, когда дверь распахнулась, словно что-то живое, белое, обезумевшее ворвалось в тамбур и забилось в нем, как в западне. Ослепив снегом, оно выталкивало наружу, в темноту. Борис подошел к самому краю и увидел, что сугробы доходят до верхнего края колес. Он спрыгнул вниз и, преодолевая сопротивление снега, сделал несколько шагов вдоль вагона. Следующее колесо было занесено полностью. И ни одного огонька не пробивалось сквозь несущиеся, вытянутые в полете сугробы. Казалось, поезд стоит на дне мощного снежного потока.

Борис поднялся в тамбур и, захлопнув за собой дверь, повернул щеколду, словно опасался, что бурану хитростью удастся открыть дверь и ворваться в вагон.

У служебного купе Борис подождал отставшего Кравца и постучал. В купе он увидел проводницу, какого-то парнишку, который еще с вечера торчал здесь, и пожилого мужчину.

– Это что же получается?! Стоим?!

– Получается, – улыбнулась Оля.

– Чего же молчите?!

– А что, ей кричать нужно? – вмешался Дадонов. – От крику паровоз не пойдет. Не лошадь... Пусть спят люди.

– И долго стоять будем?

– Пока не поедем.

– Ну а все же?

– Как дорогу расчистят.

– Надо ведь сообщить как-то... ну... что мы застряли.

– Кому положено, тот уж подумал об этом, – с достоинством сказал Дадонов. – А коли б не догадался, все равно уж все знают о нас. Со Взморья вышли, в Тихую не пришли. Вот и все.

– Но хоть сегодня-то поедем?

– Должно... Если роторы пришлют.

– А если не пришлют?

– Могут и не прислать, – согласился Дадонов. – В бураны роторы всегда на шахты посылают, дороги расчищать... На Синегорск, Быково... На Корсаков – там порт. И нам обещали, да не изыскали вот.

– Ясно, – пробормотал Борис. – Ясно, – повторил он. – Значит, сегодня – вряд ли?

– Были бы лопаты, еще можно б попытаться, но ладошками снег не отгребешь. Вы людей не беспокойте. Пусть отдыхают. Разные опять же бывают пассажиры.

– До Тихой сколько? – спросил Кравец.

– Да побольше тридцати... А при таких заносах их и с сотней сравнить можно, не прогадаешь.

Если раньше резкие порывы ветра не производили особого впечатления, потому что поезд все-таки шел, то теперь и этот вой, и подкрадывающийся шелест снежинок приобрели вдруг какое-то зловещее значение.

Пропустив перед собой Кравца, Борис вошел в купе и, не раздеваясь, лег. Прислушался к спокойному дыханию Тани, закрыл глаза. Сна не было.

УТРО. Тайфун накрыл весь Остров. Везде требовались роторы, снегоочистители, везде были свои трудности, и остановка поезда между станциями Взморьем и Тихой не казалась чрезвычайным происшествием.

И ты подумал тогда в поезде, что тайфун этот перемешал не только воздушные слои, погоду в десятке стран, он разрушил тысячи встреч, которые должны были состояться, и столкнул людей, которые бы никогда не встретились. Водители автоколонны уже несколько дней жили в глухом поселке, обрастая друзьями, а может быть, и родственниками. Японские рыбаки еще долго будут писать письма в портовую гостиницу, приютившую их. А те тысячи людей, которых тайфун застал вдали от дома, в переполненных аэропортах, вокзалах, в чужих домах? Когда тайфун закончится, они уже не будут чужими.

Утро наступило поздно и как-то неохотно, будто его выталкивали из-за горизонта, а оно упиралось, цепляясь за промерзшие ветви деревьев, за покатые сугробы.

Обычно обильные тайфуны быстро выдыхались, порывы ветра становились реже, пока не прекращались совсем. И через день-второй при ярком солнце многотонные причудливые козырьки из снега обламывались с крыш и с шелестом, напоминающим шелест голубиной стаи, падали вниз. После удара о землю их швыряло на противоположный дом, и вся эта громада снега легко, почти невесомо взметалась, проламывая рамы нижних этажей и вваливаясь в квартиры.