Бернхард Шлинк - Обман Зельба

В конторе мой автоответчик выдал мне монолог Зальгера, произнесенный сдавленным голосом. Он с нетерпением ждет известий. Просит меня держать его в курсе моих дел. Он отправил мне очередную часть моего гонорара. Его жена тоже с нетерпением ждет известий. Он не хочет меня торопить. На самом деле он именно торопил меня, пока мой автоответчик не оборвал его на полуслове.

Ждать известий от Нэгельсбаха пришлось недолго. Он поинтересовался у коллег — сообщать особенно было нечего.

— Я могу в двух словах передать все, что удалось выяснить.

Но я выразил желание увидеть его лично.

— Сегодня вечером? Нет, сегодня не могу. Завтра с утра я у себя в кабинете.

Это была поездка, которую я не забуду до конца своих дней. Потому что этот конец чуть не наступил раньше времени. На ремонтируемом участке автострады в Фридрихсфельде, где между полосами движения не было ни разделительных линий, ни временных ограждений, какой-то мебельный фургон вдруг занесло, и он вылетел мне навстречу. Меня как будто парализовало. Фургон несло через мою полосу в сторону обочины, мой «кадет» летел на него, словно шел на таран; фургон быстро увеличивался в размерах, грозно надвигаясь на меня, как скала. Я не затормозил и не попытался уйти влево. Я впал в ступор.

Все произошло в считаные доли секунды. Фургон с грохотом перевернулся, послышались яростные сигналы и визг тормозов. Какая-то машина, выскочившая из своего ряда, со скрежетом продрала бок другой, которая резко затормозила. Я остановился сбоку, на технической полосе, вылез из машины и не мог сделать и шага. Потом меня начала бить дрожь. Мне пришлось напрячь мышцы и крепко стиснуть зубы. Я стоял и смотрел, как перед местом аварии растет длинный хвост машин, как водитель фургона вылезает из кабины, как толпа любопытных прилипла к раскрывшейся задней двери фургона, как приехала полицейская машина, потом «скорая помощь», которая сразу же и уехала.

Ко мне подошел мужчина, водитель машины, остановившейся сразу за мной.

— Может, вам вызвать врача?

Я покачал головой. Он взял меня за плечи, встряхнул, насильно усадил у ограждения и закурил сигарету.

— Хотите сигарету?

Моего сознания в этот момент хватило только на то, чтобы вспомнить, что в месяцы, в названии которых имеется звук «р», сидеть на голой земле не рекомендуется. Я хотел встать, я боялся за свой мочевой пузырь и простату, но мужчина удержал меня.

После выкуренной сигареты мне стало легче. Мужчина что-то безостановочно говорил. Его слова влетали мне в одно ухо и вылетали в другое. Когда он ушел, я даже не мог вспомнить, как он выглядел. Но на вопросы полицейского я уже отвечал вполне осознанно, и дрожь прекратилась.

Движение постепенно восстановилось, машины осторожно объезжали опрокинутый грузовик. Из раскрывшейся задней двери фургона вывалилась на дорогу часть груза — картины для выставки в Мангейме. Ими должен был заняться научный сотрудник мангеймского выставочного зала. Я продолжил свой путь в Гейдельберг по опустевшей автостраде.

Приготовленную для меня информацию Нэгельсбах взял из одного дела, которое вел его коллега; тот сейчас был в отпуске, в санатории.

— Сведения очень скудные. Он, похоже, давно уже чувствовал себя неважно. Во всяком случае, установлено, что в последние годы в этой психиатрической больнице время от времени бывали проблемы.

— Проблемы? А что у них, интересно, называется проблемой? Если, скажем, пациент выпадает из окна и ломает себе шею — это проблема или нет?

— Избави боже! Речь идет о маленьких неприятностях и ЧП. Может даже, понятие «проблема» тут вообще преувеличение. Прорвало трубу с горячей водой, подали недоброкачественную пищу, разбили пару новых окон, которые должны были вставить и которые стояли во дворе, пациента выписывают на два дня позже положенного срока, санитар упал с лестницы — кому это интересно? Тем более что все жалобы поступили не от руководства, а от пациентов и их родственников или от анонимов. Да если бы от нас сегодня не требовали проявлять особую бдительность в отношении домов престарелых и психиатрических больниц, то…

— А эти «маленькие неприятности и ЧП» не превышают масштабов подобных явлений в других крупных организациях?

Нэгельсбах встал.

— Пойдемте со мной.

Мы вышли в коридор, повернули за угол и остановились перед окном, выходившим во двор.

— Что вы видите, господин Зельб?

Слева стояли три полицейские машины, справа земля была разворочена — прокладывали трубы. Одни окна во двор были открыты, другие закрыты. Нэгельсбах посмотрел на синее небо, по которому свежий ветер гнал одно-единственное маленькое белое облако.

— Сейчас, одну секунду, — сказал он.

Как только облако закрыло солнце, жалюзи на всех окнах опустились. Облако поплыло дальше, но жалюзи остались неподвижными.

— Из этих вот трех машин две почти всегда стоят на месте, потому что вечно ломаются. Эти трубы в этом году уже раскапывали, теперь опять за них принялись. А жалюзи каждое лето выкидывают все новые фокусы. Это нормальные масштабы подобных явлений или за всем этим стоят террористы, антиглобалисты или скинхеды? — Нэгельсбах смотрел на меня с бесстрастным лицом.

Мы вернулись в его кабинет.

— А нет ли у вас чего-нибудь на доктора Вендта?

— Одну минутку. Терминал у нас в другой комнате.

Он вернулся без распечатки.

— В компьютере ничего. Но фамилия как будто знакомая. Может, конечно, я и ошибаюсь. Надо покопаться в бумагах, которые в целях защиты данных подлежат уничтожению и потому не попали в компьютер. Я, конечно, постараюсь не затягивать с этим, но совсем быстро не обещаю. Когда вам это нужно?

— Вчера.

Я сказал чистую правду. Впрочем, программа действий была ясна и без досье на Вендта. Вендт был мой единственный след — не важно, горячий или холодный. Мне нужно было выяснить, что он за человек, с кем общается, есть ли у него связь с Лео. Лео и «ее окружение» не должны были знать о поисках. С Вендтом я мог и не церемониться.

Около семи вечера Вендт вышел из ворот психиатрической больницы, сел в свою машину и поехал в сторону Гейдельберга. Я поехал за ним. Я прождал его два часа и под конец уже бросал окурки в окно, потому что они не помещались в пепельницу. «Свит Афтон» — сигареты без фильтра, которые сгорают без остатка и без вреда для окружающей среды.

В3 — удобная, приятная дорога, и Вендт сразу же пришпорил свой маленький «рено». Несколько раз я терял его из виду, но потом догонял у светофоров. Он поехал по Рорбахерштрассе, свернул в Гайсберг-тоннель, объехал Карлстор и выехал на Хауптштрассе. Мой «кадет» запрыгал на мостовой, вымощенной булыжником. Мы припарковались в подземном гараже под Карлсплац, Вендт — на стоянке для инвалидов, я — на стоянке для женщин. Вендт выскочил из машины, взбежал вверх по лестнице, понесся через площадь, потом по Хауптштрассе мимо Корнмаркта и церкви Святого Духа. Мне за ним было не угнаться. Его фигура в развевающемся светло-бежевом плаще маячила где-то далеко впереди. У меня закололо в боку, я остановился на углу ратуши, чтобы отдышаться.