Сэм Борн - Последний завет

Старик подверг вторую печать столь же пристальному осмотру, как и первую, а потом заметил:

— Ты хорошо поработал, уважаемый. Признаюсь, на этот раз ты сумел произвести на меня впечатление. Но что-то подсказывает мне, что ты еще далеко не закончил, не так ли? — Старик вновь усмехнулся.

— Твоя интуиция тебя никогда не подводила, уважаемый Джафар, — отозвался довольный Махмуд и двумя руками, словно бесценную реликвию, достал из мешка пенал с глиняной табличкой, купленной по дешевке у этого олуха Абдель-Азиза.

Старик столь же трепетно принял из рук Махмуда пенал и долго изучал его, не раскрывая. Наконец он достал глиняную табличку, и Махмуд увидел, что лицо его буквально перекосилось.

— Лупу, быстро! — хрипло бросил он через плечо.

Наваф скрылся за занавеской и тут же вынырнул обратно, подавая отцу лупу с ручкой из слоновой кости. Старик тут же приник к глиняной табличке, что-то бормоча себе под нос.

— Ну, что ты скажешь? — уже начав терять терпение, спросил Махмуд.

Аль-Наари вдруг откинулся на спинку стула и отложил лупу. Он долго и внимательно смотрел на своего гостя, покусывая губы.

— Думаю, ты заслужил, чтобы я показал тебе свою коллекцию, Махмуд. Семейную коллекцию аль-Наари.

Наваф тут же отпер дверку, прятавшуюся за конторкой. «Очевидно, там у него находится склад особо ценных вещей», — подумал Махмуд. Так всегда и бывает с дилерами. Для олухов у них есть основное помещение лавки, а для важных клиентов и лучшего товара — неприметная каморка, в которой и хранится главное.

Они прошли через складское помещение, оказавшееся, к удивлению Махмуда, почти пустым, если не считать нескольких картонных коробок и двух рулонов упаковочного полиэтилена. Старик шел впереди, за ним Махмуд, а замыкал шествие Наваф. Аль-Наари-старший прошел через всю комнату и отпер еще одну дверь. Махмуд широко раскрыл глаза, когда понял, что та выводила снова на улицу. В лицо ему тут же дохнул пряный ночной ветерок. Они спустились с невысокого крылечка и оказались во дворике, который со всех сторон был обнесен глинобитной стеной высотой в полтора человеческих роста.

— Наваф, лопату!

Махмуд инстинктивно обернулся и увидел, что в руках у молодого человека, стоявшего у него за спиной, невесть откуда появилось широкое, сверкнувшее при свете луны лезвие заступа. Не долго думая он выхватил из-за пазухи кинжал и направил его в лицо Навафу.

Джафар весело расхохотался, ударяя себя по коленкам:

— О Аллах! Не смеши меня так на сон грядущий, уважаемый Махмуд! Старику вредно так сильно смеяться! Неужели ты думаешь, что Наваф вознамерился шлепнуть тебя своей лопаткой по загривку?

Махмуд растерянно обернулся на Джафара, а тот, чуть успокоившись, добавил:

— Сейчас ты увидишь кое-что из моей коллекции.

Только тут Махмуд обратил внимание на то, что под ногами у него распаханная земля, на которой не росло ни травинки. Словно деревенский огород. Наваф бесцеремонно и чуть обиженно оттеснил гостя плечом в сторону, вышел на середину двора и начал копать.

— Что происходит? — насторожился Махмуд.

— Сейчас поймешь.

Махмуд подошел к Джафару, и они оба стали наблюдать за работой молодого аль-Наари. Когда в земле что-то блеснуло, Наваф отшвырнул лопату, бросился на колени и стал разрывать землю руками. Наконец Махмуд смог различить очертания какого-то животного. Джафар усмехнулся и подтолкнул его поближе к яме. Махмуд сделал пару шагов вперед, остановился и выпучил глаза. Перед ним была хорошо знакомая с детства статуя золотого овна, который налетел передними копытами на корни волшебного дерева и ломал рогами ветви с волшебными цветами. Дерево было выполнено из меди, а цветы — из серебра.

Аль-Наари-старший весело скалился.

— Что, уважаемый? Узнаешь? Овен из Ямы Смерти, которого почитали шумеры города Ур. Готов биться об заклад, ты видел его раньше в Национальном музее Багдада, когда вас водили туда со школьной экскурсией, а?

— Как он тут оказался?

— Это не важно. Важно, что теперь он украшение моей коллекции.

— Ты не случайно показал мне этого овна, не так ли, уважаемый Джафар? Тем самым ты даешь понять, что мой товар на его фоне ничего не стоит. Это так? Ты решил посмеяться над бедным Махмудом?

— О нет, друг мой. Как раз напротив. Я лишь хотел продемонстрировать тебе малую часть сокровищ, которые… и тебя будут окружать.

У Махмуда сладко забилось сердце в груди.

— В самом деле? Значит, ты полагаешь, что мой товар достоин того, чтобы занять свое место в твоей коллекции?

— Скажу тебе больше, дорогой Махмуд! Ты сам достоин того, чтобы занять здесь свое место!

И он подал мимолетный знак сыну, который во время их разговора вновь успел вооружиться лопатой. Заметив движение старика, Махмуд начал было оборачиваться, но опоздал. Широкое и тяжелое лезвие с силой опустилось ему на голову, раскроив череп и швырнув молодого человека на землю. Удар был мощным, его хватило для того, чтобы Махмуд испустил дух, но Наваф, не желая рисковать, нанес еще два.

— Уважаемый Махмуд из Ямы Смерти, которого никогда не почитали и не будут почитать жители славного Багдада, — торжественно провозгласил аль-Наари-старший. — Раздень его и закопай.

Джафар поднял с земли мешочек с товаром и убедился в том, что с печатями и глиняной табличкой ничего не случилось. Он уже отправился было обратно в лавку, когда вдруг услышал громкий смех Навафа. Сын его стоял над обнаженным и распростертым телом, опираясь руками на лопату, и давился от смеха.

— Что ты там увидел?

Аль-Наари вернулся к яме и пригляделся к мертвому Махмуду. Поначалу он ничего не разобрал в полумраке, но затем на груди гостя что-то сверкнуло, и Джафар все понял. Махмуд более чем надежно спрятал золотые сережки — приколол к соскам. Багдадец рассчитывал, что извлечение их из-под одежды будет кульминацией его представления. Он лишь чуть-чуть не рассчитал. Кульминация уже осталась позади.

Иерусалим, среда, 09:45

Она встретилась с Ури в кафе «Рестобар», как он и просил. Впрочем, он назвал его иначе.

«Встретимся в забегаловке, которая когда-то была хорошей», — получила она по голосовой почте сообщение от Гутмана-младшего. Мэгги несколько растерялась, не зная, о какой именно забегаловке может идти речь.

Все выяснилось весьма быстро. Она показала сообщение Ури консьержу, и тот тут же указал ей дорогу:

— Вверх по улице, затем второй поворот налево.

— Но почему он так странно отозвался об этом кафе?

— Раньше оно называлось «Хорошее кафе». Пару лет назад его взорвали шахиды. Затем кафе перестроили и переименовали…

— Но люди не могут примириться с этим и называют его по-старому… — догадалась Мэгги.