Джек Кертис - Банджо

- Бесси, о Бесси, о Бесси, - сказал Гэс, будто вздохнул. Позже, много позже он первый нарушил тишину.

- Бесси, выходи за меня замуж.

- Нет, мистер Красавец, нет, сэр, ни за что. Разве нам плохо сейчас? Пойти в церковь - значит все испортить.

- Я боюсь за тебя, Бесси. Я не могу тебя защитить так, как мне этого хочется.

- Защищать меня не нужно.

Она сползла к краю кровати и включила радиоприемник. Передавали джазовую программу: Пола Уитмэна, Кинга Оливера, Альвино Рея.

- Ты знаешь, - сказала она в темноте, - я снова села на листик.

- Знаю, - тихо сказал Гэс.

- А тебя это что, не беспокоит?

- Ты самая красивая женщина в мире.

- И ко всему прочему, это стоит много денег.

- Я могу покупать тебе порошок оптом. - Он улыбнулся в темноте.

- Гэс, ты просто чудо! Но почему ты так обо мне заботишься? И почему ты мне ничего не рассказываешь... о том, что с тобой было?

- Бесси, я мог бы тебе столько рассказать... Я мог бы тебе рассказать о Перли, о Коули, о Чарли, о Хесусуе, о Вилли, о Роки... но все это очень печально. Нам с тобой очень повезло. У тебя есть я, а у меня есть ты.

По радио передавали композицию джаз-блюза.

- Послушай, - сказала Бесси.

- Что послушать? - спросил Гэс сквозь сон.

- Музыку послушай. Это для тебя, - сказала она. И он услышал ее голос, вырывающийся из радиоприемника - Бесси пела в сопровождении большого оркестра.

Я люблю его, он меня тик восхищает,

Но этого он никогда не узнает...

- Это действительно ты поешь? - спросил Гэс, с которого тут же слетел сон. - Правда ты?

- Это я, я, и я пою специально для тебя, мистер Красавец! А теперь вот слушаю, и хочется плакать.

- А я и не знал, что ты записывала пластинки.

- Еще сколько! Мне кажется, у меня неплохо получается. Ты, наверное, единственный, кто этого не знает.

- Тшш, дай мне послушать. Я тысячу лет не слушал, как ты поешь блюзы.

У Бесси был сильный голос, и она использовала его силу очень умело песня наполнялась живым дыханием жизни.

Когда песня закончилась, ведущий сказал:

- Для вас пела Бесси Криспус, наша соловушка из Канзас-Сити. Исключительная девушка, кстати! Сплошные гардении. Хочу напомнить нашим слушателям, что ее пригласили дать концерт в Карнеги-Холл, а Карнеги-Холл, леди и джентльмены, располагается не где-нибудь, а в самом Нью-Йорке!

Гэс в изумлении уставился на Бесси.

- Ты знаешь, Бесси, я все же, наверное, единственный, кто не очень удивлен. Я всегда знал, что в пении тебе нет равных. Но однако Карнеги-Холл! Там же обычно играют симфонические оркестры!

Бесси улыбнулась.

- Теперь там будут играть джаз! После моего концерта, после того, как там спою я и сыграют Бенни, и Каунт, и Джек Тигарден, и Бикс, и Тедди Вильсон, и Прес - там останется только джаз! Никто больше туда не попадет. Мы всех выкурим, всех! Наша музыка вытеснит всю остальную!

- Я думаю, что так и будет. И вы выиграете сражение.

- Гэс, знаешь, так одиноко было в какой-нибудь дыре, за кулисами маленького клуба. Наверное, в тюрьме не так одиноко. Вроде смотришь на мир в подзорную трубу, но не с той стороны... - Бесси пыталась объяснить Гэсу нечто важное. - Вокруг тебя грязь, всякая гадость, запах... застоявшийся запах старой пудры в актерских уборных... думаешь о всех тех, еще полных надежд, кто выступал там до тебя, а остался от них один только запах... И рядом нет твоего мужчины, и каждый владелец такого клуба пристает, считает, что у него есть на это право... Вечное сражение... Неудивительно - потянет к порошку, уносящему в мир грез... а потом все, что было на душе, попадает в песни...

- Выходи за меня замуж, - сказал неожиданно Гэс.

- Ни за что! Ты слишком хороший мужчина. Я не хочу, чтобы мне выдавали разрешение на то, чтобы заниматься с тобой любовью. А если мужчина выдает такое разрешение, он считает, что его можно и забрать.

- Но я люблю тебя, Бесси! Люблю, люблю!

- А нам больше ничего и не нужно. Ты и я - что еще нужно? И пока мы вдвоем - нам ничего не страшно. Ничего! Бесси стала тихо напевать:

- Камни, ветер, печальный ручей,

Плакучая ива темных ночей,

Женщина бьется как рыба об лед,

Птицы над ней манят в дальний полет...

Мелодия песни была ненавязчивая, щемящая и простая. Бесси полностью отдавалась пению, создавая мелодию прямо на ходу, экспромтом.

- Получилась бы хорошая песня, а? - спросила она.

- Я никогда не слышал печальнее - и лучше!

Проходил час за часом; им хотелось так насытить каждый час, чтобы он восполнял каждый год. И каждый следующий час становился еще более прекрасным, еще более наполненным нежностью, еще более чистым и преисполненным значения, чем предыдущий. Каждый час уводил их все дальше в запредельные миры, туда, где дет ни времени, ни пространства, срывал с них слои налипшей на них грязи мира, освобождал от притворства, приближал к состоянию первичного творения, к райскому блаженству, все более залечивал раны, нанесенные расставанием. Каждый час уменьшал страшную боль, жившую в них, возвращал их друг у другу после страшной потери, соединял их, сплавлял их в единое целое, сдвигал разверзшиеся пропасти, приближал их к состоянию полного, нерасторжимого единения, делал из них единое, совершенное существо...

Зазвонил телефон; он звонил упорно, настойчиво и, наконец, вырвал Гэса из глубочайшего сна, в который он погрузился. Гэс поднялся и побрел в комнату, где стоял трезвонящий аппарат. Поднял трубку.

- Алло, я слушаю.

- Гилпин! - прохрипел Зирп; когда-то пуля навечно повредила ему гортань. - Гилпин, у меня для тебя отменный подарочек! Спустись-ка и прими его.

Трубку на другом конце провода повесили. С Гэса мгновенно слетел весь сон. Он быстро оделся, проверил, заряжены ли его "кольты", и бросился к лифту.

Лифтер был все тот же - лысый, с желтыми глазами.

Гэс пока не понимал, что происходит, но времени для раздумий не было. Его немного беспокоило, что он оставляет Бесси одну - когда он выходил, она крепко и безмятежно спала.

Вряд ли Зирп звонил бы ему, если бы речь шла о Соленом или о ком-нибудь другом из рядовых членов организации. Скорее всего, что-то случилось с Фитцджеральдом.

Спускаясь в лифте вниз, Гэс думал о том, что все было бы намного проще, если бы ему еще тогда, давно, удалось убить Зирпа; но убивать человека, который вдруг оказался беззащитным, он тоже не мог! А вот если бы Зирпу угодила пуля меж глаз, тогда, в ночном сражении... Если бы, если бы...

Дверь лифта раскрылась, и Гэс через вестибюль бросился к входным дверям. Швейцара на месте не было. В такой час все уже давно спят... Странно, а почему остался на своем месте лифтер?

Гэс оглянулся - загорающиеся лампочки показывали, что лифт пошел вниз, в подвал. Гэс выскользнул на улицу. Он шел, слегка пригибаясь, избегая освещенных мест, ожидая самого худшего. Но вряд ли они вызвали его на улицу, чтобы просто устроить ночной фейерверк, позабавиться стрельбой. Нет, у них совсем иное чувство юмора - не телефонные звоночки, а нечто более существенное, вроде тюрьмы или подброшенного трупа.