Игорь Колосов - Экстремальный диалог

Она уже догадалась, что будь так все серьезно, ее бы ждали дома, а не оставляли телефон, словно предлагая ей решить, согласна ли она на свидание. Наверное, Андрюша упомянул ее имя, и в милиции вынуждены были ее проверить, это же их работа. Но после разговора с ее матерью, их интерес к Яне пропал. Мать подтвердила, что дочь была дома, и, когда ее спросили, уверена ли она в этом, не покрывает ли свою дочь, она предложила спросить то же самое у ее мужа.

Следователь спросил, где ночевала Яна и во сколько пришла домой. Получив от Яны ожидаемый ответ, следователь перешел к более туманным вопросам. Как Яна учится? Как отношения с одноклассниками? И с учителями? С кем из них отношения натянутые? Яна ожидала, что последует вопрос про Андрюшу, но сыщик ограничился общими фразами. Он вообще не упомянул имя нового учителя, и Яна на какой-то момент даже засомневалась, из-за Андрюши она здесь или нет.

Потом следователь попросил извинение за беспокойство и сказал, что она может идти.

Сейчас, ожидая прояснений по поводу следующего урока, Яна снова засомневалась. Неужели Андрюша получил камнем по голове? В противном случае, почему он не явился на работу? Если так, значит, вчера следователь, так быстро отпустивший Яну, фальшивил? И ситуация куда серьезней?

К Яне подошла одна из одноклассниц, но Яна невежливо попросила оставить ее одну, сославшись на усталость и начинавшуюся головную боль. Ей нужно было обдумать, как вести себя дальше при различных вариантах.

Не успела одноклассница отойти, как в поле зрения Яны возник… Андрюша. От неожиданности у Яны приоткрылся рот. Андрюша собственной персоной! Голова вовсе не в бинтах, вообще никаких следов того, что его приложили булыжником. Да, лицо какое-то странное, словно Андрюша где-то заблудился, и это его здорово рассердило. Он шел от лестничной площадки к кабинету географии, рассматривая учеников.

И Яна поняла, что ищет он ее.

Некоторые из ее одноклассников тоже заметили учителя, о неявки которого на работу уже было сказано. Они замолкали, задерживая взгляд на Андрюше, наверное, тоже сомневались, правильно ли они поняли, что происходит. Но из-за гвалта, заполнявшего этаж, заметили его не все.

Андрюша заглянул в пустой кабинет, обернулся. И увидел Яну. Без промедления подошел к ней.

— Ковалевская, зайди-ка на пару минут в мой кабинет.

— В чем дело, Андрей Анатоль…

— Не пререкайся, пожалуйста. Тебя попросил учитель, и, будь так любезна, сделай ему одолжение.

Яна пожала плечами. Почему-то ей не захотелось с ним спорить. Может, сейчас это даже неразумно.

— Ладно, — и она пошла следом за ним.

Андрей пропустил брюнетку в класс и закрыл за ней дверь.

Ковалевская протопала на своих шпильках к первой парте и села. Глянула на него. Почти равнодушно и в то же время вызывающе.

— Встань, пожалуйста, — потребовал Андрей. — Я не разрешал тебе садиться.

— Мы в концлагере, и я — заключенная? — спросила Ковалевская.

Андрей игнорировал ее «умности».

— Я ведь стою, — заметил он. — Или у тебя ножки устали после беготни в ночь с субботы на воскресение?

Он следил за ее реакцией. Реакция была, но она никак не относилась к тому, чего он хотел.

Ковалевская резко встала.

— В чем дело? Что вам от меня надо? — она смотрела ему прямо в глаза.

Андрей не спешил отвечать на ее вопрос. Он долго колебался, стоит ли приходить в школу сегодня и пытаться разоблачить эту стерву. Ночью он плохо спал, впрочем, мать, кажется, вообще не спала. Андрей часто просыпался, ему без конца снилась какая-то бессвязная ерунда. Из всего этого логикой отдавало лишь от стекол, разлетающихся под ударом громадного булыжника.

Еще полчаса назад он не думал никуда идти. Борисовне он уже все объяснил, и директор сказала, чтобы он не волновался о работе. Только просила предупредить, если Андрей не сможет выйти и в среду.

И вот он поддался какому-то порыву, хотя, казалось, зачем ему сейчас ее видеть? Какой смысл? Неужели он думает, что Ковалевская признается, стоит на нее надавить? Так или иначе, он быстро оделся и почти побежал в школу. По часам он определил, что успевает к перерыву. Понимал, что не хватит терпения ждать, когда закончится урок.

Ему повезло. Он быстро нашел Ковалевскую и получил возможность говорить с ней наедине в пустом классе. Никто из ее одноклассников в кабинет не вошел, словно опасался сглазить потенциальную «форточку» в уроках. Тем лучше, тем лучше.

Сейчас, глядя на Ковалевскую, Андрей убедился, что она имеет отношение к разбитому окну в его комнате. Она себя выдала. Непроизвольно, но выдала. В противном случае она не подчинилась бы ему, затеяла скандал. Он ничего бы ей не сделал, и она это прекрасно знала. Не потому ли она пошла с ним в пустой кабинет, что посчитала неповиновение потенциальным прикрытием своего неучастия в хулиганстве? Поступила от противного, но не рассчитала?

И все же, несмотря на эту ошибку, внешне она себя никак не выдала. В глазах не было страха или ожидания подвоха. В них было лишь недоумение и ее обычное недовольство. И все. Кроме логических умозаключений Андрей ничего не получил. Ковалевская даже не отреагировала на фразу Андрея о ночной беготне. Даже не заметила, как бы между прочим, что провела ту ночь дома. Она пропустила эту фразу, как девушка, не имеющая представления, о чем ей говорят.

Андрей смотрел на нее, понимая, что брюнетка — уверенная в себе актриса, и поединок взглядов может длиться сколь угодно долго. Без существенного результата для Андрея. Но его упорство, к счастью, не иссякло.

— Долго вы на меня будете смотреть? — прервала Ковалевская затяжную паузу.

— Я думал, ты сама расскажешь. Ладно, я помогу тебе. Буду вести тебя за ручку по старым местам, чтобы ты все вспомнила.

— Что? Вы случайно не заболели?

Андрей зло усмехнулся, но решил оставить и эту фразочку без внимания.

— Знаю, знаю, в ночь с субботы на воскресение ты была дома. И это спокойно подтвердит твоя мамочка. Это я знаю… Не перебивай меня, — повысил он голос, заметив, как Ковалевская хотела что-то вставить. — Я и не говорю, что это ты разбила мое окно. Я спрашиваю тебя о другом: кого ты попросила о таком щепетильном одолжении?

Надо отдать ей должное, удивление выглядело натуральным.

— Что? Какое одолжение?

— Хорошо. Еще раз спрашиваю: кто из твоих знакомых это был? Обещаю: если не скажешь — пожалеешь. Я из тебя все равно выжму всю правду.

Похоже, Ковалевская осознала, что слишком долго играет в недоумение, забыв про свой извечный протестантизм и нелюбовь к учительским моралям. В самом деле, где ее предрасположенность к лучшей защите, которая есть ни что иное, как нападение?

— В чем дело? — зашипела она. — Я не обязана выслушивать весь этот бред. Если кому-то размолотили окно, это не значит, что…