Маргарет Мерфи - Падает мрак

Его потайным убежищем были заросли хвойников в дальнем конце ее сада, там ему было тепло и сухо. С удовольствием вспоминает мельчайшие подробности той ночи: запах прелых листьев на лужайке, перестук дождя по крыше. Он снимал долго: она ходила по комнатам, чем-то занималась, в гостиной села за фортепиано, заиграла что-то медленное и грустное — для него.

Потом она нагревает молоко в кастрюле, осторожно выливает в чашку, чем-то посыпает сверху. Он очарован изяществом ее движений. Она, чуть наклонив голову, потягивает молоко, уставившись на свое отражение в кухонном окне, наблюдая за каплями дождя, которые чертят полоски на стекле. Казалось, будто она обращается к нему: она смотрит прямо в объектив камеры.

Это напомнило ему о другой ночи, когда в сад случайно забрела лиса, опасливо пробираясь через лужайку. Она почувствовала его запах и замерла на месте, подняла мордочку, втягивая ночной воздух. Потом она повернулась, и на какой-то миг, до сих пор заставляющий замирать его сердце, их глаза встретились. Он прочел в них признание — признание другого ночного существа, такого же хищника.

Лоусон обвел глазами комнату, высматривая среди пятидесяти присутствующих детективов участников основной группы расследования.

Янг. Она не очень хорошо вписалась в команду. Он подозревал, что тут не обошлось без Флетчера. А вот и он сам, выглядит вполне довольным собой, несмотря на эпизод с собачьим дерьмом.

Сэл Рейнер с выражением угрюмой сосредоточенности на лице. Она разговаривала по телефону до тех пор, пока Макатиер не призвал всех к порядку: все еще пытается разыскать Лору Келсолл.

Фил Бартон сидит в переднем ряду, подавленный, сгорбив плечи: видимо, все еще переживает по поводу того, что Лоусон заставил его поехать в тюрьму допросить Рэя Касаветтеса. У них ничего не получилось, и Бартон вышел из тюрьмы обеспокоенный и вроде даже виноватый. Лоусон мысленно пожал плечами. Ничего, как-нибудь переживет.

Крис Торп — у стены, его фирменная шерстяная шапочка низко надвинута на лоб, челюсти работают, пережевывая резинку.

— Ситуация такая, — начал Макатиер, дождавшись тишины. — Мистер Паскаль рассказал нам начистоту все о детективном агентстве «Надежные руки». Агентство обнаружило связь между Касаветтесом и застройщиком, который консультировал его по вопросам строительства клуба здоровья в Рексхэме.

Несколько детективов сделали пометки у себя в блокнотах.

— Он только зря потратил свое время и, боюсь, деньги, — продолжал Макатиер. — Несколько месяцев назад во время операции «Снежный человек» связь между ними была проверена. За застройщиком пристально наблюдали — ничего. Похоже, все было честно, по крайней мере, в том, что касается Мелкера.

Кто-то спросил:

— Значит, Паскаль теперь вне подозрений?

Макатиер раздумывал несколько долгих мгновений:

— Думаю, он сказал нам правду.

Шелест прошел по комнате — это команда выдохнула напряжение. Никто не хотел верить, что Паскаль причастен к похищению — не в последнюю очередь потому, что будь это так, то Клара почти наверняка была бы мертва к настоящему времени.

— Но наблюдение не прекращать, — добавил он. — Похититель все еще может попытаться войти в контакт. И никто не может сказать, какой еще номер может выкинуть Касаветтес. Следует направить дополнительных людей на поиски фургона в агентства по продаже автомобилей, проверить автомобильные аукционы, частные продажи за последние три месяца. Много беготни и куча нудной бумажной работы, но в конечном счете может всплыть что-то полезное.

Вошла Тайрел:

— Белый фургон не числится в списках угнанных машин, сэр.

Макатиер кивнул. Он заранее был в этом уверен: если фургон был угнан, к этому времени автомобиль уже обнаружили бы где-нибудь в укромном месте или нашли его сожженный остов. Похититель не дурак: он не оставит себе машину, которую разыскивает полиция.

Торп, непривычно сдержанный, деликатно откашлялся:

— Не ручаюсь за достоверность, сэр…

В комнате воцарилась тишина, все глаза устремились на Торпа.

— Есть информация, что люди Касаветтеса, как и мы, рыщут в поисках фургона. И держу пари, не для того чтобы получить страховку за повреждение своего авто, — сообщил Крис.

Кто-то присвистнул, по комнате пронесся невнятный ропот. Если Касаветтес ищет фургон, это означает, что похищение устроил не он и, скорее всего, он хочет использовать Клару как разменную монету в своих переговорах.

После минутной паузы Макатиер спросил:

— Что за источник? Надежный?

Очевидное замешательство Торпа, когда его попросили обнародовать имя осведомителя, заставило старшего инспектора добавить:

— Я хочу знать, насколько велика вероятность, что он сможет сообщить, где находится фургон, прежде чем до него доберется Касаветтес?

Торп засомневался:

— Гарантий никаких… Я не смог вытянуть из него даже номера. Если честно, я думаю, он сам не знает. Касаветтес ему ноги переломает, если узнает, что информация дошла до полиции.

— Если ваш осведомитель сообщит номер фургона или место, где он находится, мы могли бы подумать о вознаграждении.

Торп кивнул:

— Я передам. — Но по его тону было ясно, что надежды на это мало.

— Нет нужды объяснять, — подытожил Макатиер, — что, если они найдут фургон первыми, нам грозят крупные неприятности. Наши шансы найти его, мягко скажем, весьма невелики…

— Прямо скажем, весьма худосочны, если вы меня спросите, — пробормотал Флетчер.

— Но все равно мы должны попытаться, — твердо закончил Макатиер. — Не забывайте о похищенной женщине, чья судьба зависит от наших усилий.

Совещание подошло к концу. Полицейские будут стараться, потому что еще есть надежда спасти Клару. Трудность состоит в том, что найти фургон возможно при удачном совпадении нескольких условий: если похититель купил его в течение прошлых нескольких месяцев, а не год назад; если он приобрел автомобиль у местных дилеров, а не частным образом, и в окрестностях Честера, а не пригнал издалека. Копы сделают все возможное, но без номерного знака фургона, хотя бы неполного, эта затея обречена на неудачу.

Бартон прокрался на автостоянку, оглядываясь по сторонам, как нерадивый клерк, ускользнувший с рабочего места, чтобы тайком выкурить сигарету. Голос Касаветтеса казался спокойным, но телефонная линия потрескивала от напряжения, и у Бартона не осталось сомнений, что его собеседник балансирует на грани между ледяным самообладанием и опасной яростью.

— Только не надо сообщать мне, что я и так уже знаю, — произнес Касаветтес почти шепотом.

— Я рассказываю все, что могу, — запротестовал Бартон, презирая высокий, льстивый тон своего голоса.