Елена Донцова - Мертвые в прятки не играют

Повинуясь чужой воле, она сняла кольцо с пальца, укутала его в платок и накрепко зажала во взмокшей от волнения ладошке. Цыганка забормотала что-то, заводила заскорузлыми пальцами по рукам и лицу девочки:

– Вижу, муж у тебя будет, и не один, детки хорошие, долгожданные. Счастье будет, любовь будет, но случатся и горести великие...

И что-то еще в таком духе. Вероника так растерялась, что почти ничего не слышала.

– Ну, довольно, – сказала цыганка деловито. – Теперь пусть подружка твоя подойдет. А платок крепко в руках держи и целый час не разворачивай. Да копеечек десять дай бабушке за труды.

Вероника попятилась, и Стася с готовностью заняла ее место. Старуха снова забормотала, но Ника не вслушивалась – она с волнением мяла платок и никак не могла нащупать знакомых граней кольца. Через минуту к ней присоединилась Стася, молча стала рядом, будто обдумывая что-то. Тогда Ника не выдержала и лихорадочными движениями развернула платок. Кольца в нем не было.

– Стася, бабка кольцо украла! – взвыла она. Глаза тут же заволокло слезами.

– Что? – ожила Стася и тоже развернула свой платочек. – Черт, и у меня рубль на киношку исчез. Ну, бабка! Ничего, сейчас я растрясу старую мошенницу.

И бросилась за старухой, которая с невероятной прытью уже улепетывала с малышом под мышкой через мостик. Вероника села на скамейку и расплакалась. Нет, ей точно не стоило сегодня выходить из дому. Минуты через две вернулась Стася, села рядом и вложила ей в руку кольцо.

– Как тебе удалось? – вскрикнула Ника.

– Не хотела отдавать, старая хитрованка, – деловитым голосом рассказала Стася. – Говорит: «Проявится через час, жди». Да на меня их гипноз не действует, я давно это знаю. Там, на мое счастье, военные проходили, и я их на помощь позвала. Старуха плюнула, бросила на землю твое кольцо и мой рублик и припустила так, что на машине не догонишь. Да, еще и прокляла меня напоследок.

– Спасибо тебе.

– Да чепуха. Пойдем, успеем в кинотеатр на двухчасовой сеанс.

Вероника не вспомнила даже во сне, какой фильм они смотрели. Весь сеанс она волновалась, думала о том, что мама наверняка звонит с работы домой и очень сердится. Но, видно, в отличие от Стаси, она как раз поддавалась гипнозу, а от новой приятельницы исходила какая-то странная сила, противостоять которой было почти невозможно. Хотя Стася совсем и не смотрела на экран, сидела рядом понурая, опустив голову. И сердито шипела каждый раз, когда Ника спрашивала ее, что случилось.

После окончания сеанса они опять не пошли домой, а побрели по большой многолюдной улице, болтая о какой-то ерунде. И вдруг уперлись в церковь с огромными зелеными куполами. Церковь окружала внушительная ограда, к тому же обсаженная кустарником так густо, что проходящие мимо не могли видеть церковный двор. Вдруг приоткрылась калитка и несколько старух в черных платках выскользнули на улицу и с вороватым видом заспешили прочь.

– Она что, действующая? – удивилась Ника. Церкви, которые она видела прежде, имели различные утилитарные назначения – например, в них хранили картошку.

– Ага. Этот храм никогда и не закрывали. Говорят, там икона есть особенная, чудотворная. Хочешь, зайдем? – вдруг предложила Стася.

– С ума сошла? – испугалась Ника. Зайти в церковь казалось ей таким же постыдным делом, как выйти на улицу в нижнем белье.

– А если б от этого зависела твоя жизнь, зашла бы? – снова огорошила ее Стася.

– Как от этого может зависеть моя жизнь?

– Ну, не знаю, допустим, за тобой бы гнались бандиты, и укрыться от них можно было только в церкви.

– Ну, в таком случае, наверное, зашла бы. И вообще, – решилась Вероника, – знаешь, мне срочно нужно домой. Если сама пока туда не собираешься, то хотя бы покажи, в каком направлении мой дом.

На другой день в то же самое время Вероника снова вышла во двор. Хотя поначалу не собиралась этого делать. Странное впечатление оставило в ее душе вчерашнее общение со Стасей. Вроде и тянуло к ней, и интересно было, и одновременно пугало что-то, отталкивало. Нет, не о такой подруге мечтала Вероника.

Но к обеду яркое солнце на великолепной лазури неба вновь пробудило в ней неудержимую тягу к движению, к дружескому общению, к беззаботной болтовне. Вероника села на скамейку и порадовалась ее сухому ласковому теплу – впервые обошлось без ночного ливня.

Открыла книжку, но через несколько строчек положила ее на колени и стала бездумно смотреть вдаль.

– Эй, Вероника!

Она вздрогнула и обернулась. По тротуару шла Стася и весело махала ей рукой. Но она не свернула к скамейке и не подала Веронике никакого знака, приглашающего следовать за ней. Просто поздоровалась и прошла мимо, спеша куда-то по своим делам.

Больше во дворе они не общались, да и в школе, встретившись первого сентября на линейке, ограничились лишь кивками и улыбками.

И сейчас, четверть века спустя, давно повзрослевшая Вероника лежала на кровати в бывшей Стасиной комнате и думала: «Как жаль, что я не услышала, что ей тогда нагадала та цыганка!»

Часам к восьми Вероника услышала, как кто-то завозился на кухне, вскочила и принялась лихорадочно одеваться. В комнате было холодно, наверное, плохо работали батареи. Когда-то Вероника с родителями так же мерзли зимой и проклинали коммунальщиков. Дрожа всем телом, Ника подошла к окну и не увидела ровным счетом ничего: окна густо покрывали причудливые морозные узоры. Можно было только догадываться, какая стужа царит снаружи.

«Там, на улице, я бы уже умерла», – сказала себе Вероника, и вдруг вопреки всему ее захлестнула радость жизни, радость ощущать собственное тело, радость чуть струящегося от батареи, но такого спасительного тепла. С улыбкой вышла она на кухню.

Там хлопотала Мария Станиславовна. Резала овощи, взбивала яйца для омлета.

– Выспалась, Никуша? – спросила она, улыбаясь уголком рта. – Да, вижу, отдохнула. На щеках румянец, глазки горят.

Вероника улыбнулась в ответ и, пока женщина накрывала на стол, исподволь разглядывала ее лицо. Тогда, в детстве, мать одноклассницы казалась ей персоной невзрачной, уже немолодой и в целом не стоящей того, чтобы лишний раз на нее смотреть. Сейчас она поняла, что первая красавица школы Стаська была просто копией своей матери. Те же высокие скулы и узкий подбородок, придающие лицу форму сердечка. Просторный лоб, почти не тронутый морщинами, длинные темные брови и очень светлые глаза в обрамлении антрацитовых ресниц.

– Можно я снова воспользуюсь вашим телефоном? – отрываясь от созерцания хозяйки, спросила Вероника.

– Поешь только сперва, – распорядилась Мария Станиславовна, и Вероника молча подчинилась.

К накрытому столу вышел и хозяин, сильно притихший, какой-то помятый, неловко присел на табурет в углу кухни. Вероника старалась не встречаться с ним глазами. А когда завтрак был закончен, Мария Станиславовна вдруг спросила ее будничным голосом: