Андрей Кивинов - Миссия выполнима

Появляется гонец Рогов, ставит бутылку пива и молча удаляется. Обиделся, наверно. Понять можно. Он что, халдей? Запеканкин, облегченно вздохнув, хватает бутылку, открывает ее отработанным ударом о стол и опорожняет за два глотка. На щеках мгновенно зажигается морозный румянец, в глазах – интерес к жизни. Он вновь берет материал и еще раз читает заявление Дубовицкой.

– Правильно, – одобряет Георгий, – ты еще разок посмотри. Не спеша. С «кандачка» тут нельзя решать.

– Нет, это не серьезно, – Запеканкин опять отталкивает материал, дышит на свою печатку и полирует ее об обшлаг пиджака. Пиджак хорош, цвета молодой травы, наверняка из бутика. Печатка тоже неплоха.

– Что несерьезно?

– Да все! Любой адвокат развалит это в два счета. Шкрябин заявит, что деньги хотел вернуть, паспорт с адресом у него был… Никакой судебной перспективы.

– Но ты-то не адвокат! Пусть они что угодно заявляют! Хоть про борьбу за свободу слова! Ты, главное, работай!

Работать Запеканкину явно неинтересно. Да, не повезло нам сегодня со следаком. Между прочим, ходят в наших узких кругах про него разные непотребные слухи. Мол, такие, как он, позорят органы. И вовсе не потому, что страдают остаточными явлениями. Вон Вася Рогов тоже страдает, но он нас не позорит. Нет у Васи ни печатки, ни костюма из бутика, ни прочих атрибутов злоупотребления служебным положением. Хотя Василий в органах-то побольше Запеканкина.

– Знаешь, как спортсмены говорят? – спрашивает следственный работник, ставя пустую бутылку под стол, – нет допинга – нет победы.

– И какого тебе надо допинга? – слету понимает намек Георгий.

– Ну…, – мычит Запеканкин, задумчиво глядя в потолок, – поэффективней. Чтоб работалось с огоньком.

– Водка? Коньяк? – по-деловому уточняет коллега.

– И того и другого, – кивает сутулый Винни-Пух.

– Ладно…Сейчас решим…

Жора кивком зовет меня, и мы выходим в коридор, где на лавочке сидит Дубовицкая в ожидании решения высокого жюри.

– У тебя бабки есть? – шепчет Георгий.

– Ты серьезно хочешь поить этого педального коня?

– А что делать? Сам же видел! И приказать работать нельзя – он независимое лицо.

– Я бы сказал – рожа.

– Нам от этого не легче… Сейчас развернется и укатит спать. И что, я перед Шкрябиным утереться должен? Да завтра над нами все блатные в районе ржать будут. А Дубовицкая решит, что мы на лапу взяли…

– Может и так, Жор, – соглашаюсь я, – только налички у меня все равно нет. Последний червонец ушел на пиво.

Я раскрываю бумажник и демонстрирую денежный вакуум.

– А фиг ли голову морочишь?! – Жора оглядывается по сторонам и замечает скучающую Дубовицкую, – О! Сейчас!

Блин, неужели он собрался клянчить у потерпевшей Натали? Она и так уже потерпела.

Георгий решительно подходит к Дубовицкой и без тени смущения жестко спрашивает:

– У тебя деньги есть?

– Да… Сто рублей… Мама оставила на продукты…

Натали встает со скамеечки и начинает мять в руках свой ридикюль.

– Давай! – еще жестче требует коллега, протягивая руку. На лице ни тени смущения.

– Да, пожалуйста, – Дубовицкая покорно извлекает из ридикюля пару полтинников и кладет их на Жорину ладонь, – а зачем вам?

– Следственный эксперимент. Все вернем, – чеканит металлом Георгий, направляясь от потерпевшей ко мне.

– Сдурел? – шепчу я, – что о нас подумают? А если Запеканкин сейчас бабу попросит?

– Сделаем, – уверенно отвечает Георгий, украдкой взглянув на Дубовицкую, – значит так. Возьми водчонки за сороковник и конины на остальное. В голубом ларьке бери.

– Там же паленое все!

– Паленое везде, но эти хоть воду очищают фильтром.

Жора сует деньги в мой нагрудный карман и скрывается за дверью своего кабинета. Я иду в дежурку. Вася укатил на заявку. Черт, придется идти самому. Хорошо, нет дождя.

У ларька небольшая очередь. Передо мной спившийся тип, по всем приметам не имеющий постоянного места жительства и работы. Говоря проще – синяк. Синее, наверно, не бывает. Он изрядно пьян, но стоит на ногах без посторонней помощи. Когда ветер дует в мою сторону, я ловлю запах помойки и мочи. Освежающий спрей. У бедняги, похоже, те же проблемы, что и у нашего следователя. Ломает. Наконец он подходит к окошку, нагибается и бормочет:

– Здорово, Рит… В долг продай. Малька. Завтра занесу, клянусь. Ты ж меня знаешь. Подыхаю.

Продавец Рита понимающе вздыхает и достает с полки разорванную коробку из-под «Ротманса», на которой я замечаю какой-то список.

– Ты у меня кто? – спрашивает она, глядя на сей необычный документ.

– Во, – мужик тычет грязным, треснувшим ногтем в список должников, – РИЧАРД…

Ох, мамочки! Аристократия сраная!…Ричард! Львиная Печень. Если он Ричард, то я – герцог Эдинбургский! А Жора – принц Чарльз!

Ричард оборачивается и, прищурив левый глаз, интересуется:

– Рубликом не богат?

– Не богат.

– Но, хоть курс знаешь?..

Поход в ларек отнял у меня двадцать минут рабочего времени. Дубовицкая на боевом посту. Я не захватил пакет, и она провожает бутылки подозрительным взглядом. Через пару минут Запеканкин вызывает ее на повторный допрос. Работа закипела. Кипятком.

Остывать кипяток начал через полчаса. Именно столько ушло на полное растворение первой бутылки в крови Запеканкина. Начал он с коньяка, в смысле с того напитка, на этикетке которого написано «Коньяк». Жора не смог уговорить следователя закончить допрос потерпевшей на светлую голову. В результате тот четырежды спросил у Дубовицкой, замужем ли она и трижды – сколько раз? Натали покорно отвечала, ибо стоящий рядом со следователем Георгий кивал и строго говорил: «Так надо». Протокол, слава Богу, более-менее соответствовал действительности, хотя почерк у Запеканкина к финалу сошел на нет. Натали подписалась, и Георгий отправил ее в коридор ждать опознания. Натали поклялась указать на обидчика, утверждая, что запомнила гада на всю жизнь. К слову сказать, мы с напарником твердо отказались от предложения следователя «по граммулечке», оказавшись в роли пассивных пьяниц. Этот термин придуман лично мной. Ведь есть же пассивные курильщики, вынужденные нюхать чужой дым. Так почему не может быть пассивных пьяниц, вынужденных смотреть на чужое возлияние? И то и другое вредно для здорового организма.

После допроса Запеканкин разбавляет коньяк водкой, в смысле тем напитком, на этикетке которого написано «Водка». Занюхивает это дело Жориным силикатным клеем и велит вызвать Шкрябина, обещая его мгновенно расколоть. «В шесть секунд, конкретно, в шесть секунд…» Я привожу из камеры разбойника и сажаю его перед следователем.

– Ты меня знаешь? – издалека заходит Запеканкин.

– Нет, – честно отвечает Шкрябин.