Яна Розова - Темная полоса

Прокурор на секунду задумался, видимо решая, стоит ли мне рассказывать, то, что он знал, но потом ответил:

– Как только ты мне позвонила – я сразу навел справки о Дмитриеве. Тут же мог быть и такой поворот: вы с Соней, например, что-то наворотили, а потом стали мне жаловаться, а Дмитриев – честный человек, добросовестно делает свое дело. Но оказалось, что Василий Иванович к вам пришел с голыми руками. Не было дела Закревской ни в прокуратуре, ни в милиции. Он разводил вас на деньги, вы просто не дошли с ним до этого интересного этапа. Это повод начать внутреннее расследование. Только нужно было больше доказательств. И я стал интересоваться, что за человек перед нами. Достал биографию. Дмитриев родился в Гродине, в шестьдесят пятом. В семьдесят девятом уехал к тетке в Москву, где учился, а потом пошел работать в милицию. Он участвовал во многих крупных делах, был на хорошем счету. А через тринадцать лет приехал на родину, хоть карьера у него в Москве хорошо продвигалась вперед. Я позвонил на место его прежней службы. Но все, кто вместе с Дмитриевым работали, разъехались. Последнее дело, которое вела эта группа, было дело об убийстве главаря бандитской группировки, который совсем недавно провернул одно дельце, наварившись на несколько миллионов долларов. Понимаешь?

– Милиционеры украли эти деньги, поделили их и разбежались?

– Доказать это уже невозможно. Опровергнуть – тоже. К нам он попал с блестящими характеристиками. Просто ангел, а не следователь. А я взял да и направил своего человека посмотреть, как живет наш ангел. Так вот, он живет на небесах! Мне бы такую квартирку, а я человек небедный!

– Он убил Соню…

– Я бы не стал так говорить, пока во всяком случае. – Геннадий Егорович вздохнул и добавил: – Сонечка была необыкновенной женщиной. Я мало таких красивых видел. Кабы не был женат… – Он грустно улыбнулся.

Мы попрощались на пороге моего кабинета. Впервые за последнее время я почувствовала, что темная полоса не может длиться вечно.

А Варька все больше роднилась со своим папашей. Они вместе обедали в «Афине», ходили в кино, перезванивались. Забавно все это получалось: за мной Саша и не ухаживал. Никаких кафе и кино, мы просто бродили по улицам, как зомби. Если было холодно – целовались в подъезде моего дома. Мамаша воспитывала его таким образом, чтобы он и не думал тратить деньги на девок. А теперь, вдруг став отцом взрослой дочери и освободившись от влияния мамочки, Сашка переживал свою вторую молодость. Молодость в новом качестве, в продвинутом формате.

Я так и ожидала в ближайшем времени какого-нибудь эдакого вопросика: «Мама, а почему ты бросила папочку? Он же такой классный!»

Ну а так как я сама вовсе не такая классная, а очень даже расчетливая особа, то я не забыла поинтересоваться у дочери – какова судьба ее наследства? Если я в своем уме, то классный наш папа обещал разобраться с мошенницей-женой? Ответ Вари рассмешил меня до слез! Я аплодировала Алинкиной изобретательности.

– Папа порвал мой отказ и сказал Алине, что он не потерпит!.. – Варька, уже догадавшаяся о мягкости характера своего отца, рассказывала мне эту историю с добродушной ехидцей. – Алина прям струсила, дальше некуда! То есть теперь вроде бы брюлики стали мои. Но я же их домой не потащу! Тогда папа оставил их в своем сейфе, на работе. Там же сигнализация, охранник на каждом этаже. А на следующий день сейф в кабинете отца был сломан. И ожерелье – тю-тю!

Присмотревшись к своей ляле, я поняла, что она не переживает о потере побрякушек, наверное не понимая, какая ценность пролетела мимо нее в чужой карман.

Но в целом ситуация казалась мне позитивной. Крепнувшая дружба с отцом помогла дочери с легкостью пережить крушение своей так и не начавшейся карьеры – и на телевидении, и в качестве художника. Варька не смогла простить Инне ее вероятного лжесвидетельства. Моя дочь была очень брезглива в плане чистоты человеческих отношений, презирая всякую двусмысленность, липкость вранья и, главное, предательство.

Инна уже несколько раз «случайно» встречала Варьку и заводила разговоры о том, что Варя гений, а она, Инна Ивановна, никогда бы не обошлась с ней нечестно. Дескать, то, что Алина назвала Инну Ивановну в качестве своей свидетельницы, ей, Инне Ивановне, неприятно. Она даже прервала все свои дружеские контакты с бывшей подругой. И почему-то Варька ей не поверила.

Как мне казалось, моя дочь, может даже не сознательно, начинала ощущать, что ее педагог не всегда честна со своей ученицей.

Вот так, не пачкая рук, я освободила дочь от неприятного мне влияния и угрозы позора на намеченной выставке. Об этом я помнила тоже. Ну не верилось мне в безумный художественный талант Варвары! Чуяла сердцем, что февральская выставка привела бы нас к ужасным последствиям.

И потом, если мы с Женей будем вместе, то как Варя будет брать уроки у Инны? Самой Инне это будет невыносимо, что ясно. Она однажды уже вывернула на голову моей девочке всю подноготную наших отношений. А как она поведет себя в роли брошенной жены?

Все, что ни делается, делается к лучшему. Если речь не идет о смерти.

На следующий день мне позвонил Геннадий Егорович. Он пригласил меня в прокуратуру – дать показания. Официально.

– А Дмитриева я не встречу? – спросила я опасливо.

Стаценко меня успокоил:

– Он взял несколько дней отгула.

Показания мои снимались прямо в кабинете Геннадия Егоровича. Я рассказала, что знала, подписала документы. Пообещала привезти в ближайшем будущем и Дольче, как только тот вернется со свадьбы.

– А у кого свадьба? – поинтересовался прокурор.

– Не знаю. Кто-то важный, из думы. Свадьба будет наполовину мусульманской, наполовину русской.

– Гм… Я там всех знаю. Вроде о свадьбе не слышал.

Мне как-то не понравились его слова. Мобильник Дольче забыл, куда уехал – Яков не помнит. И Стаценко не знает, у кого свадьба. Подозрительно.

В шкафу, за креслом прокурора, стояло несколько рамочек с фотографиями. В основном это были снимки в компании известных людей – губернаторов и персон, облаченных в строгую форму профессионального прокурорского цеха. На некоторых Геннадий Егорович был щекастым толстяком – этим фотографиям было лет по шесть. Все-таки Соня хорошо с ним поработала!

Одна фотография не была вставлена в рамку и казалась самой свежей из всей экспозиции. На ней было запечатлено веселое застолье в «Центральном». А ведь в тот вечер, когда была отравлена Борянка, в банкетном зале «Центрального» что-то праздновали люди из прокуратуры…

Я подошла поближе к фото.

– Это мой день рождения. В сентябре отмечали у Сидорыча. Хороший он мужик все-таки.