Николай Зорин - Интервью со смертью

Я повернула голову только чуть-чуть…

Голова и плечи начали движение – медленно-медленно…

Рука вошедшего начала движение – медленно-медленно …

Мелькнула тень…

Голова повернулась и разоблачила обман: да он совсем не ребенок! Взрослый, порочный мужчина…

Солнечный зайчик скакнул по кафельной стене, переместился на потолок …

Мелькнула тень, только тень, никакого солнечного зайчика. Убийца, который приходил ко мне, – не тот, что убил мальчика.

У нас разные убийцы. И время сместилось, сдвинулось – мальчика убили только что, на моих глазах – поздней ночью, меня убили только что – неранним утром. Параллельное время – очевидно, такое бывает.

Голова моя цела, никаких повреждений, я жива, но точно помню, как умерла. На меня обрушилось… и я умерла.

На меня обрушилось… Тень мелькнула, а зайчика не было. Солнечный зайчик – очень важно. Я не знаю, почему это важно, но вдруг отчетливо поняла, что солнечный зайчик – неотъемлемый атрибут убийства – не вообще, а именно этой серии убийств. Солнечный зайчик сопровождал смерть того парня в сквере, солнечный зайчик сплясал последний для Виктории Яковлевны танец, солнечный зайчик проводил в последний путь Павла Назаренко. Как же я раньше этого не увидела? Или увидела, но не обратила внимания? Как разгадать, что означает этот солнечный зайчик?

Я прибавила еще немного горячей воды, протянула, не оборачиваясь, руку, взяла с полки бутылку с шампунем… Неосознанное повторение или подсознательный плагиат моего видения с мальчиком? По коже побежали мурашки. Вот теперь бы и обернуться, снова обернуться, чтобы проверить, что будет дальше. Нервы мои напряжены до предела.

Перед тем как я умерла фальшивой, воскресающей смертью, нервы мои тоже были напряжены до предела. Я поняла, почему боялась обернуться, – видение его смерти – смерти четвертой жертвы – видение, с которым я изо всех сил боролась, тогда уже подступило. И не на меня обрушилось, на четвертую жертву обрушилось… Смерть обрушилась, неотвратимая гибель. Я пережила его смерть как свою. Нет, все-таки чуть-чуть со стороны, не до конца как свою…

Но на меня-то тоже что-то обрушилось, я помню!.. И тень, хоть и без солнечного зайчика.

Лоб мой покрылся испариной от напряжения. Смешно: под душем покрылся испариной! Я провела по лицу губкой, которую держала в руке.

Губка! Она лежала на полке над ванной до того, как я отключилась! Как она здесь оказалась?

Упала сверху, с полки. На голову мне упала. Мне на голову шлепнулась губка, только и всего! Напряженные до предела нервы превратили это в сокрушающий удар убийцы. Боже мой, губка!

Я затряслась от смеха – идиотского, истерического смеха, – как от рыданий. Губка, это же надо, губка! Даже в груди стало больно. Попыталась взять себя в руки – ничего не вышло. Размахнулась и дала себе пощечину – смех перешел в неукротимый, визжащий хохот. Боже мой, губка! Надо что-то делать с этим невыносимым смехом, иначе я просто задохнусь!..

В дверь застучали.

– Кира!

Лев Борисович. Чем-то он очень сильно взволнован. По голосу слышно. Смех оборвался на самой высокой, визгливой ноте – так от испуга внезапно прекращается икота.

– Кира! Там к тебе пришел человек из милиции.

Человеком из милиции оказался тот самый усталый, потрепанный жизнью мент, который мне встретился у столяровской квартиры в день убийства Назаренко. Он стоял посреди комнаты в какой-то нелепой воинственной позе (воображаемая шашка наголо), словно собирался изрубить в фарш всех врагов родного Отечества.

– Майор Бородин, – представился он таким тоном, как будто его имя и звание должны были объяснить цель визита.

– Кира Самохина, – пожала я плечами, давая понять, что цель его визита так и осталась для меня неясной. – Присаживайтесь.

Он порывисто, словно с разбегу, плюхнулся в кресло. Годунов, как бедный, но благородный родственник (если что, я здесь, рядом, сразу приду на помощь), пристроился возле моего стула, но сам не сел.

– Вы пишете статьи! – голосом обличителя главного врага народа проговорил Бородин.

– Ну да, пишу, я журналистка, – объяснила я истоки своего преступления.

– Журналистка, вот именно! – Майор побагровел, кулаки его сжались. Годунов положил руку мне на плечо. – В своей последней статье, – багровость поползла по шее, – вы написали, что в самом скором времени нам нужно ожидать четвертую жертву.

– Я не совсем так написала…

– И вот она, четвертая жертва! Сегодня ночью был убит Игорь Ворник. Тем же способом, что и…

– Убит?! – Я вскочила со стула. Годунов обнял меня, стал усаживать на место, что-то ласково приговаривая. – Но как, как?

– А вы не ожидали, что он будет убит? – с сарказмом проговорил Бородин. – Писали и не ожидали? Пророчили и не верили в собственное пророчество? Так вот: я тоже не верю ни в какие пророчества! Я верю в преступный замысел. Вы, так или иначе, – соучастник преступления.

– Соучастник, – пробормотала я, искренне с ним соглашаясь.

– Кирочка! – Годунов всплеснул руками. – Не слушайте ее, – обратился он к майору, – она со вчерашнего дня не в себе.

Вот спасибо, заступился, объяснил!

– Все не совсем так. – Я тряхнула головой, собираясь с мыслями. Мокрая прядь выбилась из-под полотенца, упала мне на лицо.

– Вы принимали ванну? – непонятно чему усмехнулся майор.

– Это трудно объяснить… – игнорировала я его выпад насчет ванны.

– Но придется.

– Это действительно трудно. – Я отбросила с лица мокрую прядь. – Как он был убит?

– Принимал ванну. – Бородин зло рассмеялся. – А вы не знали?

– У нее алиби! – выдвинулся Годунов. – Весь вечер, всю ночь и сегодняшнее утро Кира была дома. Я могу засвидетельствовать. И Вячеслав Алексеевич, главный редактор «Происшествий», может засвидетельствовать. По крайней мере до одиннадцати часов…

Бородин бросил свирепый взгляд на Годунова, махнул рукой, показывая, чтобы он замолчал: его свидетельство значения не имеет, с ним самим неплохо бы прояснить дело, – и снова уставился на меня.

– Так как вы объясните тот факт, что предсказанное вами убийство совершилось?

– Простая логика вас не устроит? Это ведь было понятно: маньяк начал убивать, с каждой новой жертвой он все больше входит во вкус…

– Простая логика меня вполне бы устроила, если бы не ряд обстоятельств. Во-первых, на серийность вы указали с самого начала, когда на нее еще ничего не указывало. Вы настаивали на этом, упорно настаивали. Во-вторых, никакой маньяк не убивает с таким малым промежутком времени. В-третьих…

– Ну хорошо. Я просто чувствую, знаю, вижу картины. Интуиция, если хотите, и не знаю, что еще.

– А, Мисс Сенсация? Мне рассказывали, что вы всегда оказываетесь там, где запахло жареным. Раньше всех.