Николай Зорин - Сестра моя – смерть

– Ты поплачь, ну поплачь, Аленушка, доченька, – снова просит она, уже почти требует. Почему она так настойчиво зовет меня «доченька»? Меня давно никто так не называл. Меня никогда никто так не называл. – Нельзя не плакать. Ты Любушку обидела, а она-то тебя так любила.

Музыка смолкла. Кто-то из толпы зарыдал-запричитал, выкликнул что-то обрядное. Может быть, они наняли плакальщицу? Где тот мужчина, который плакал у забора?

Дошли до разрытой могилы. Гроб поставили прямо на землю – белый гроб повенчанной со смертью невесты – прямо в жирную грязь.

Я чувствую холод, руки замерзли. Это оттого, что слишком долго сижу у раскрытого окна. Я думала, горный ландшафт, а оказались похороны.

Толпа столпилась у гроба, но мы с матерью Любы в первом ряду. Отдернули покрывало – тюлевую накидку, страшная мертвая кукла, раскрашенная, как привокзальная проститутка, издевается надо мной. Сейчас начнут говорить речи – во всяком случае, так полагается: на похоронах у мамы было много речей.

Заплакали, запричитали все разом – речей, очевидно, не будет. Я жестокая, я черствая! Пора закрывать окно.

– Попрощайся, доченька, с Любушкой. Поцелуй ее, нашу бедную девочку.

Я не могу заплакать. Надо сделать хоть что-то, как-то утешить, обласкать ее. И я нагибаюсь, прикасаюсь губами к страшному мертвому лбу – но мне не страшно: я закрою окно, и все кончится. Жесткие на вид волосы оказались на ощупь совсем не жесткими. Холодный лоб согревается от моего дыхания – я не могу оторвать губ, все целую, целую, целую.

– Доченька! Любушка! Аленушка! Доченьки мои милые, девочки любимые! – Ее тяжелое тело накрывает меня сверху, я не удерживаю равновесия и валюсь на мертвую Любу.

– На кого ты нас оставила? Зачем ушла? – причитает старуха сзади. Плакальщица затягивает свою арию. Толпа напирает, напирает, воздуха совсем не остается. Ее лоб пахнет тлением. Пора закрывать окно!

Я вырываюсь, разбрасываю в стороны навалившиеся тела, расталкиваю толпу и бегу прочь, прочь. Там, сзади, что-то происходит, но я не оборачиваюсь, я бегу, бегу. Я не знаю, как выбраться с кладбища, но, наверное, если долго бежать, не оглядываясь, выход найдется сам.

А вот и ворота. Машина, автобус. Там, дальше, дорога. На Февральскую улицу.

Лес и поле. До домов далеко. Это кладбище не принадлежит городу. Это кладбище – видение, фантастическое кладбище. Вырваться из плена видений – и все встанет на свои места. Бежать по дороге к домам.

Бежала я долго. Мимо проносились машины. Мне почему-то не пришло в голову остановить попутку. Наконец добралась до поселка. Но тут началось самое сложное – я запуталась в переулках и окончательно заблудилась. Мне показалось, что начало смеркаться. Но это просто солнце зашло за тучу. Пошел дождь. Я почувствовала, что смертельно устала. Сесть бы где-нибудь, передохнуть. Но в округе не было ни одной скамейки, только черные дома и заборы. Это не наш город. Как же отсюда выбраться?

Переулки, заборы, черные бревенчатые дома внезапно кончились – я вышла на обычную улицу. Невдалеке виднелся навес автобусной остановки. Слава богу, кошмар кончился.

На остановке стояли люди – обычные люди, такие, какие ходят по улицам и ездят в автобусах. Я присоединилась к ним – влилась в толпу живых. Они разговаривали, курили, улыбались, хмурились, шумно вздыхали, сплевывали в сторону. Как спокойно, как хорошо! Подъехал автобус, часть из них зашла, часть осталась. Я тоже осталась, потому что номер оказался совсем не подходящим. И вообще на автобусе мне ехать расхотелось – здесь, в живом мире, наверное, не проблема поймать такси.

У меня в кармане зазвонил телефон. Зазвони он немного раньше, там, в переулках, я, наверное, и отвечать бы не стала, восприняла бы его как нечто несуществующее. А теперь я спокойно извлекла телефон из кармана, нажала на связь.

– Алена?

Вот так так! Валерий! Кажется, жизнь окончательно возвращается в нормальную колею.

– Привет, Валера! Ты уже вернулся из Египта? – Я засмеялась, мне мой вопрос показался остроумным, потому что, конечно, ни в каком Египте он не был.

– Вернулся, – хмуро буркнул Валерий – моей шутки он не оценил. – Тут вот какое дело: нам нужно срочно встретиться. Это касается тебя. Ты можешь сейчас приехать?

– Могу-то могу. А что за срочность? – продолжала я играть в беззаботность.

– Тогда приезжай. Только я не дома. Я в квартире Кручевского.

– Кручевского? Это еще кто такой?

– Ты разве не знаешь? Адвокат, один из самых известных в нашем городе.

– Впервые слышу! И что, мне ехать к этому Кручевскому? Что за дичь?!

– Тебе понадобится адвокат, Алена, – значительно произнес муж, и мне стало отчего-то не по себе. – Мы сейчас как раз разговариваем по твоему делу. Обязательно приезжай.

– Ну… хорошо. Только я не понимаю.

– Записывай адрес.

Он продиктовал мне адрес и повесил трубку, не слушая никаких возражений. Как по заказу, сразу же к остановке подъехало такси.

Адвокат. Зачем адвокат? Адвокат требуется человеку, который совершил преступление. Но я ничего такого не совершала. Или мое преступление – это Люба? Я не виновата в ее смерти, совсем не виновата. Так и мать ее считает. Люба сама убила себя и тоже меня не винила, раз ушла, убралась восвояси, к себе на улицу Февральскую. Впрочем, с этим много неясностей.

Есть еще некая Аристова, любовница отца, убитая на моих глазах. В милиции отнеслись ко мне с большим подозрением – думаю, они вполне допускают, что я так или иначе участвовала в ее убийстве. А отец так прямо и сказал: ты убила мою девочку, я добьюсь обвинения. Вероятно, уже начал добиваться – тогда, конечно, адвокат мне просто необходим. Только как же об этом узнал Валерий, если был все это время в Египте или где там еще, куда дозвониться совершенно невозможно?

Да еду ли я в такси, или мне только кажется? В такси я сегодня уже ехала. На несуществующую улицу. Я вспомнила, в феврале была какая-то промежуточная революция! Может, тогда улица и существует. Конечно, существует, я ведь на ней была! И похороны…

Похороны – фантомны.

Но на этот раз, кажется, все действительно так и есть: таксист реален, улица реальна – он не стал удивляться, искать по карте, отрицать ее существование; и за окном вполне реальный пейзаж: город – наш город. Только голова у меня очень болит.

Как просто сойти с ума!

Она меня ударила по голове. После этого и начались странности. Нет, они начались до этого: цветы, полотенце с халатом, чашка – я отлично все помню! Но это были не главные странности, пустячные странности, главное стало происходить потом. Как знать, может, я и убила. И Любу убила, и Аристову. А Валерий узнал и бросился искать адвоката. В «Египет» отправился искать адвоката. И сейчас они сидят с ним на улице Зелинского, обсуждают мою проблему и ждут меня, чтобы продолжить обсуждение. Я убийца двух человек…