Николай Зорин - Сестра моя – смерть

Проводить ее удалось только до ближайшей скамейки. Галина как подкошенная рухнула на нее и разрыдалась.

Рыдала она долго и бурно. Илья маялся в сторонке, Андрей пытался ее привести в чувство, но безуспешно.

– Я… Вы… Если бы не вы, – бормотала она, – если бы не вы… Я не знаю.

– Но все ведь прошло, все кончилось. – Андрей погладил ее по плечу. – Успокойтесь, все хорошо.

– Если бы не вы…

– Да! – произнес Илья жестко и подошел к скамейке – видимо, ему надоели эти бесконечные рыдания. – Совершенно верно, если бы нас не оказалось поблизости, завтрашние сводки пополнились бы еще одним несчастным случаем. Теперь вы понимаете, в какое опасное дело ввязались?

– По-понимаю. – Галина мучительно всхлипнула. – Я давно поняла.

– За каким тогда чертом шляетесь по ночам?

– Он позвонил… он сказал… встречу назначил…

– Да вас просто выманили! Выманили, чтобы убить!

– Выманили, – эхом отозвалась Галина. – Если бы не вы… – И она снова разрыдалась.

– Ну все! Хватит плакать! – прикрикнул на нее Илья. – Пойдемте, мы доведем вас до дому, и вы нам все расскажете.

– Пойдемте. – Галина поднялась со скамейки и, пошатнувшись на высоких каблуках, сделала несколько неуверенных шагов по дорожке. Андрей подхватил ее под руку – ему показалось, что самостоятельно, без поддержки, она просто не дойдет. – Я живу недалеко… Да вы, – она посмотрела на Бородина, – знаете.

– Знаю. И он вот, – Бородин ткнул в Андрея, – знает. Вы думаете, мы случайно здесь оказались? Нет, дорогая моя, мы за вами следили. Уже третий день следим, – прибавил он значительно и в упор посмотрел на Галину. Та в испуге отшатнулась. – Да, да, да, следим.

– Но… но зачем?

– Зачем? – Илья издал губами какой-то смешной звук, он мог означать что угодно: возмущение, удивление ее непонятливостью, презрение, «не держите нас за лохов» и много еще различных смыслов и оттенков. – А затем, что с тех пор, как вы впутались в это нелицеприятное дело, стали интересны одновременно двум сторонам: тем, с кем вы связались, то есть бандитам, и нам, то есть органам правопорядка. Те рано или поздно постарались бы вас убить – как сегодня. Ну а мы пытались выявить ваши связи и защитить, когда такая надобность возникнет.

– Боже мой! – Галина всплеснула руками. – Но я ни во что не ввязывалась. Вы же знаете, я…

– В том-то и дело, что знаю.

– Но вы ведь сами мне говорили… Вы… Разве я виновата, что Алена убила… Я не виновата!

– Алена никого не убивала, – вмешался Андрей, – и вам это очень хорошо известно.

– А главное, это известно нам, – важно проговорил Бородин. – С самого начала было известно. Свою роль вы сыграли совсем неплохо, особенно если учитывать, что это ваш дебют – это ведь ваш дебют, да? – но беда в том, что у Озерской на тот момент было прекрасное алиби: Алена не могла убить и не убивала, и тому есть свидетель.

– Боже мой, как я запуталась! – горестно воскликнула Галина. Ноги у нее опять подкосились, она попыталась повалиться на скамейку, но Бородин ей не дал. Они уже дошли до ее подъезда.

– Запутались, что и говорить! Вашей жизни до сих пор угрожает опасность. Бандиты наверняка предпримут новую попытку вас убить, и эта попытка может оказаться удачной – для них, разумеется, удачной. Это может произойти в вашей квартире, в магазине, на улице – где угодно, и еще не факт, что мы и в следующий раз успеем прийти вам на помощь.

– Да-да, я понимаю, – пробормотала Галина в растерянности. – Но что же мне делать?

– Рассказать все нам.

Они поднялись на третий этаж, где жила Галина. Она открыла дверь, зажгла в прихожей свет.

– Проходите.

Прихожая была маленькой и очень тесной, одежный шкаф заполонял собой практически все пространство. Втроем им было здесь просто не повернуться. Раздеваться пришлось по очереди.

– Я не знаю куда… – проговорила Галина убитым голосом. – В комнату? На кухню? В комнате у меня не курят, а у нас разговор… Да теперь все равно, – безнадежно махнула она рукой, – идемте в комнату. Я только пепельницу принесу. И… у меня есть вино. Хорошее.

– Вина не надо, – решительно отказался Бородин.

– Тогда, может, чаю?

– Галина Александровна, вы что, не понимаете? Мы ведь к вам не в гости пришли.

– Да, да, конечно. Я понимаю. Я… я и сама не знаю!

– Несите пепельницу и давайте начнем.

Наконец все устроились: Бородин с Андреем на диване, Галина – на краешке стула напротив (стул она принесла с кухни, хотя в комнате были кресла), она вообще стала вести себя приниженно, как только они вошли в ее квартиру. Андрей с Ильей сразу же закурили, одновременно, как по команде. Галина дернулась было открыть балконную дверь, но опять безнадежно махнула рукой, пробормотав: «Теперь все равно», – и закурила сама.

– Я не смерти боюсь, – начала она, – просто все это мне осточертело. Я так запуталась! Там, в сквере, я, конечно, испугалась, но… Смерть страшна уже тем, что предстает всегда неожиданно…

– Галина Александровна, давайте-ка опустим философские рассуждения, – не очень вежливо перебил ее Бородин, – и перейдем прямо к делу.

– Да, да, разумеется! Я только хотела сказать, что не из-за страха, не из-за того, что меня могут убить, вам собираюсь все рассказать, я не помощи у вас прошу, а… Я, может быть, и так бы… Я и хотела пойти в милицию, но…

– Но почему-то же не пошли?

– Не так это и просто. Я поступила ужасно! Мне очень стыдно, и на душе так муторно, не передать. А вы меня спасли, и я вам благодарна, хоть смерти и не боюсь. Я не боюсь смерти! Не боюсь! – прокричала она почти в истерике. – Не верите?

– Ну почему же, верим, – пробормотал Андрей – ему отчего-то стало неловко.

– Верим, – с чувством проговорил Илья и с нежностью посмотрел на Галину. – Вы ведь на это пошли из-за денег? – душевным тоном спросил он.

– Из-за денег?! – Галина вспыхнула. – Деньги тут ни при чем, совершенно ни при чем!

– Но ведь вам же обещали заплатить?

– Обещали, но… Но я согласилась не из-за денег. Я… Это была обида, страшная обида, непрощаемая обида! Вы не представляете, как он меня обидел!

– Валерий?

– Да. Он со мной так обошелся!.. Я на все была для него готова, я и делала все и ничего, ничего не просила взамен, а он… Я любила его, по-настоящему любила, а он мною пользовался, как вещью. Но я терпела, все терпела. Все эти полгода терпела! Он совсем со мной не церемонился, он меня в грош не ставил, а я терпела, терпела. Он к Алене уезжал, прощение у нее вымаливать, заботиться о ней, на коленках ползать – а я терпела. Я ему даже однажды психоаналитика для Алены посоветовала, думала, откажется, неудобно ему станет передо мной, – ничего, воспользовался, не поморщился, вот до чего не уважал меня, вот до чего я ему была безразлична. Да он меня вряд ли и за человека-то считал! Но я терпела, все терпела, ничем не показывала, как мне больно. А мне было больно! Очень больно! Вы не представляете, как больно! Выть хотелось! А я улыбалась. Строила из себя этакую беззаботную дурочку. Мужики любят беззаботных дурочек. – Она со злостью посмотрела на Андрея, Бородина, видно в силу его немолодого возраста, не принимала в расчет как мужчину. – Еще бы! С дурочкой проще, с дурочкой приятней, с дурочкой можно не церемониться, с дурочкой можно и самому быть дураком. Да только Валерий и этого не оценил. Пользовался мною то как нянькой, то как девочкой по вызову. Он мог устроить при мне любую истерику. Он плакал, честное слово, плакал при мне, и совсем этого не стеснялся. А какие вещи рассказывал про себя – боже мой! И не стыдно, не стыдно ему было. Нужно выговориться, вот и выговаривался, и наплевать, что мне, может быть, противно слушать. Такого никому не рассказывают! Такого психоаналитику не рассказывают, а он мне рассказывал. Рассказывал, рыдал, по полу в истерике катался, руки кусал. А я утешала. А я убаюкивала, в постельку укладывала, по головке гладила. Я его любила. Такого вот подонка любила. И любила бы до сих пор.