Юлия Вознесенская - Асти Спуманте. Первое дело графини Апраксиной

— Ни в коей мере. Закон вы соблюли — водительского удостоверения в таких случаях достаточно. Но вас не удивило, что женщина едет в сторону границы, не имея при себе паспорта? Пограничный контроль не пропустил бы Аду фон Кёнигзедлер с одним водительским удостоверением, если бы ее вдруг остановили. Вы не предупредили ее, что при переезде через границу требуется иметь при себе паспорт?

— Нет, господин инспектор. Это ведь не моя проблема, верно? Я никогда не вмешиваюсь в дела постояльцев, если меня об этом не просят особо.

— Похвальная скромность для хозяйки отеля, — сказал инспектор. — Но я по опыту знаю, что хозяева отелей на самом деле куда любопытней и наблюдательней, чем показывают постояльцам. Вот я и хочу, чтобы вы мне подробно и обстоятельно рассказали все, что заметили необычного в облике и поведении женщины, что лежит теперь в пятнадцатом номере на втором этаже. Где мы можем уединиться с вами и поговорить спокойно, чтобы нам никто не помешал?

— Можно пойти в ресторан, там сейчас нет посетителей.

— Отлично. И может быть, у вас найдется для меня бутылочка темного пива, госпожа Блюменталь?

— О, конечно, господин инспектор! «Оптиматор» подойдет?

— Моя любимая марка.

Хозяйка провела инспектора Миллера в пустой зал ресторана. Зал был традиционно уютен: темная деревянная обшивка стен, украшенная охотничьими трофеями, добротная и неуклюжая баварская мебель и повсюду, в больших расписных горшках на подоконниках и в маленьких глиняных кувшинчиках на столах, розы, розы, розы — бумажные, пластиковые и даже шелковые.

Хозяйка сразу же отправилась за стойку.

— Налейте и себе кружечку пива за мой счет, — добродушно бросил ей вслед инспектор, усаживаясь за один из столов.

— Благодарю вас, господин инспектор! — Хозяйка принялась цедить пиво из двух бутылок сразу — в кружку для инспектора и в бокал для себя. Через пару минут пиво стояло на столе перед Миллером и оказалось замечательно свежим, прохладным, с густым солодовым привкусом — как раз то, что он любил. Похвалив пиво, инспектор начал беседу.

— Постарайтесь припомнить все, госпожа Блюменталь, даже самые мельчайшие подробности. Итак, вчера вечером эта женщина вошла в двери вашего отеля и спросила комнату на одну ночь. В котором часу это было? Как она выглядела? Какие были ее первые слова? Рассказывайте, я вас внимательно слушаю.

Хозяйка отодвинула немного в сторону свой бокал с пивом, положила руки на стол перед собой и начала рассказ.

— Она появилась в седьмом часу, господин инспектор. Она вошла и спросила, имеется ли свободная комната до завтра?

— У нее был акцент?

— О, как вы угадали, инспектор? Да, по-немецки она говорила плохо и с сильным акцентом, но что это был за акцент, я не разобрала. На турчанку она не была похожа. Хотя вид у нее был усталый и какой-то измученный, она производила впечатление приличной женщины.

— Как вы это определили?

— По одежде, конечно: на ней был дорогой беличий жакет. Простые люди не носят меха в апреле. И еще у нее была натуральной кожи сумочка, явно из хорошего магазина. Правда, немного потертая.

— Как вы наблюдательны, госпожа Блюменталь! Очень хорошо, продолжайте, прошу вас.

— Я спросила у нее паспорт. Она заметно растерялась и стала рыться в сумочке. Я сразу же поняла, что паспорта у нее с собой нет, и спросила: «Может быть, у вас есть с собой водительское удостоверение? Этого было бы достаточно». Она сразу же ответила: «Да, конечно. Оно в машине». Она вышла и через несколько минут вернулась с удостоверением. А еще у нее теперь была в руке пластиковая сумка из «Альди». Никаких других вещей у нее с собой не было, и тут я подумала, что, несмотря на дорогой жакет, она все-таки скорее всего из третьего мира или из восточного блока.

— Почему вы так решили?

— Из-за ее пакета, ведь магазином «Альди» пока, слава Богу, пользуются в основном эмигранты да еще пенсионеры. И на голове у нее теперь был большой вязаный платок, а ведь турецкие женщины всегда носят платки.

— И русские, — добавил инспектор.

— О, это правда, инспектор! Я видела в кино русских женщин, они тоже все в платках. А вы знаете, у нее и лицо было, пожалуй, русское: высокие славянские скулы, голубые глаза и светлые волосы — у турчанок таких не бывает. И вид у нее был усталый, но вовсе не забитый. Она разговаривала решительно, хотя и нервничала.

— Вы очень, очень наблюдательны, госпожа Блюменталь, — опять похвалил ее инспектор. Хозяйка благодарно улыбнулась, но Миллер продолжил: — И при вашей наблюдательности вы, конечно же, раскрыв ее водительское удостоверение, сразу поняли, что это вовсе не Ада фон Кёнигзедлер и гостья подсунула вам чужой документ.

Хозяйка внезапно уронила голову на руки и громко заплакала.

— Простите, простите меня, господин инспектор! Я так растерялась!

— Ну-ну, ничего страшного, это ошибка простительная, — инспектор протянул руку через стол и успокаивающе похлопал ее по округлому локтю с ямочкой. — Вас можно понять, госпожа Блюменталь: у женщины был усталый вид, она произвела на вас хорошее впечатление своим беличьим жакетом, и вы решили проявить снисходительность. Так это было?

— О, мой Бог! Именно так, господин инспектор! Но, вы знаете, я ведь не сразу заметила, что у нее чужой документ. Сначала я проводила ее в номер, а уж потом спустилась вниз и принялась вносить ее данные в регистрационную книгу. Увидев фотографию на водительском удостоверении, я засомневалась и собиралась уже подняться к ней, но тут меня позвала моя сестра Эльза: к нам в ресторан явилась проездом целая итальянская свадьба, и началась кутерьма и беготня. Только после закрытия ресторана, когда у меня появилось время заняться регистрацией, я достала ее удостоверение и стала его рассматривать. Но теперь я уже не была до конца уверена, что на фотографии другое лицо. Я решила, что у Ады фон Кёнигзедлер, может быть, сегодня просто нездоровый вид, да еще этот большой платок закрывал ей лицо. В общем, я решила, что не стоит из-за этого поднимать шум, и отправилась спать. А утром…

— Что было утром, нетрудно догадаться. Но не будем забегать вперед. Вечером эта женщина не спускалась в ресторан, чтобы поужинать?

— Нет, господин инспектор. Я бы ее сразу заметила, появись она за столиками.

— Она заказывала что-нибудь в номер? Может быть, вино?

— Нет.

— Она никому не звонила?

— Нет. В последние дни я вообще никому не выписывала телефонных счетов.

— Понятно… Ну, так что же было утром?

— В девять часов я увидела, что один поднос с завтраком остался нетронутым: мы готовим под- носы по числу гостей. Я немного подождала, подогрела еще раз кофе для заспавшегося гостя. Но к десяти часам в отеле уже никого не осталось, кроме этой женщины: все гости расплатились, сели в свои машины и поехали дальше. Я вспомнила, какой измученный вид был у нее вчера вечером, и подумала, что она, возможно, заболела и нуждается в помощи. Сначала я позвонила в пятнадцатый номер по телефону, а когда мне никто не ответил, поднялась наверх и постучалась. Ответа не было. Тогда я открыла дверь своим ключом и увидела, что женщина все еще лежит в постели. Я ее окликнула. Сначала совсем тихо, чтобы не испугать, потом громче. Она не двигалась. Тогда я подошла и тронула ее за плечо. Бог мой, это был такой ужас! Плечо у нее было каменное, как будто под одеялом лежал не человек, а статуя. Я заглянула ей в лицо — она лежала, отвернувшись к стене, — и лицо у бедняжки было белое, как мрамор.