Юлия Вознесенская - Асти Спуманте. Первое дело графини Апраксиной

Инспектор следил за нею, пока она не спустилась в кассовый зал и не исчезла. Только тогда он повернулся к Апраксиной.

— Ну, так о чем же они разговаривали?

— У-ф, какая жара!

Миллер достал из-под газетного вороха магнитофон, но она остановила его жестом.

— Не спешите, инспектор! Сначала скажите мне о ваших впечатлениях. Я больше следила за словами, ведь здесь довольно шумно, а вы наблюдали все, но не понимали слов. Между тем слова могут означать одно, а мимика, жесты — совсем другое.

— Вы думаете?

— Убеждена. Попробуйте, дорогой инспектор, реконструировать эту встречу, исходя только из ваших визуальных наблюдений.

— Как это?

— Ну, представьте себе, что магнитофон испортился, а я забыла русский язык, или они говорили по-венгерски. Что, по-вашему, произошло между ними?

— Гм, я попытаюсь. — Миллер откинулся на стуле и задумался. — А можно я схожу еще за пивом?

— Пожалуйста, инспектор.

— Захватить для вас стаканчик?

— Боже избавь! Нет, для меня возьмите минеральную воду.

Когда инспектор вернулся, он сначала отхлебнул из своего стакана, а потом уже начал говорить:

— Мне показалось, во-первых, что госпожа Юрикова о смерти Натальи Каменевой не знала, и господин Каменев сначала ей ничего не сказал: они встретились, как встречаются поссорившиеся люди — разговор был поначалу напряженный и не очень дружественный, по крайней мере, со стороны госпожи Юриковой. Потом Каменев, видимо, сказал ей о смерти жены — и это известие ее потрясло, она заплакала. Потом они заговорили как влюбленные: похоже, что Каменев в чем-то ее убеждал, может быть, делал ей предложение, а она — отказывалась. Потом между ними возник какой-то не очень приятный денежный разговор, после которого Каменев очень неохотно передал ей деньги. Но закончили они разговор, как мирные супруги или старые друзья, которым удалось придти к соглашению.

— Довольно точные наблюдения.

— Так о чем же они говорили на самом деле?

— Они сговаривались, как обмануть следствие.

— Не может быть!

— Все записано на пленке. А как вам показалось, инспектор, эти двое действительно любят друг друга? Они были искренни друг с другом?

— В общем да, если речь идет о чувствах. Но если господин Каменев, как мне показалось, не искал слов, то госпожа Юрикова то и дело задумывалась, подбирала слова, отвечала не сразу.

— Перемотайте пленку, и я переведу вам весь разговор слово за словом. Но главное скажу вам сразу: Каменев уговорил Юрикову скрыться из Мюнхена. Она сегодня едет в Вену последним вечерним поездом.

— Ах так! Это неожиданный поворот. Выслать к ней на квартиру наряд или перехватить ее здесь, на вокзале?

— В этом нет нужды, я знаю, где ее искать в Вене: в любой момент, как только она нам понадобится, мы ее найдем. Пусть спокойно едет себе в Вену и побудет там некоторое время в законсервированном для следствия состоянии. Мне сдается, что Анна Юрикова — крепкий орешек, и поэтому я предлагаю пока оставить ее в покое и вплотную заняться Каменевым.

Инспектор согласился, и они принялись слушать магнитофонную запись.

На другой день состоялся еще один допрос Константина Каменева. На этот раз он был в очках, держался гораздо спокойней, но так и не узнал в инспекторе допрашивавшего его в Монжероне полицейского, а в его ассистентке — парижскую писательницу, писавшую книгу об Анне Ярославне. Сначала он самоуверенно попытался отвечать на вопросы Миллера по-немецки, но потом сдался и перешел на русский, как и в прошлый раз. Апраксина переводила и тут же заносила в компьютер его ответы. И вот настал момент, когда она сняла с принтера и подала ему отпечатанный протокол допроса и попросила прочесть и подписать его: Каменев с облегчением понял, что его вот-вот отпустят. И тут инспектор Миллер как бы для проформы спросил его, не желает ли он еще что-нибудь внести в протокол?

— Как будто нет… — ответил Каменев, беря со стола любезно пододвинутую Миллером авторучку и готовясь подписывать протокол.

— Не спешите подписывать, — остановил его Миллер. — Я хотел дать вам возможность самому дополнить свои ответы, но, к сожалению, это не получилось. Вы забыли рассказать нам о своем пребывании в отеле «У Розы».

Каменев молча озадаченно глядел на инспектора. Молчали и Миллер с Апраксиной. Каменев подождал еще немного и потом заговорил.

— Отель «У Розы»? Ах да, кажется, именно так назывался тот маленький отель возле австрийской границы. Да, я там был.

— Почему же вы это скрыли? Ведь не могли вы не понимать, что это важно для расследования.

— Это трудно объяснить…

— Можете снова говорить по-русски — госпожа Апраксина нам поможет.

— Я был там не один, и поэтому не мог вам об этом рассказать. Я был с женщиной, — сказал он по-русски и повернулся к Апраксиной.

— Вы находились в отеле вместе с вашей женой?

— Нет, я был с другой женщиной, не с женой. Но теперь, — продолжал Каменев, — я, конечно, должен рассказать и об этом. Да-да, я все расскажу. Так будет лучше…

— Совершенно верно. Говорите всю правду, так будет лучше для вас и для Анны Юриковой. А я все переведу инспектору Миллеру.

Пауза.

— Так вы уже допрашивали Анну?

— Мы с нею встречались и беседовали, — ответила графиня.

Пауза.

— Хорошо, в таком случае я все расскажу. Именно из-за Анны я молчал об этом до сих пор. Надеялся, что все как-нибудь обойдется. Не обошлось…

— Нет, не обошлось, — подтвердила графиня.

— И теперь, когда вы знаете часть правды, — сказал Каменев, глубоко вздохнув и решительно выпрямляясь на стуле, — лучше вам узнать всю правду целиком, иначе все может запутаться самым ужасным образом.

— Разумное решение. И, пожалуйста, господин Каменев, не торопитесь, чтобы я успела все перевести и записать, — попросила Апраксина. — И начните с самого начала — с ваших отношений с Анной Юриковой.

— Хорошо, — сказал Каменев. — Понимаете, случаются такие невероятные происшествия, такие стечения обстоятельств, в которых обыкновенному человеку не разобраться. Именно так случилось со мной. Надеюсь, господин инспектор как профессиональный детектив лучше меня разберется в этой истории, но я, честно говоря, до сих пор многого не понимаю. Так вот, я солгал не только относительно нашего пребывания в отеле: я скрыл характер наших отношений с Анной. Дело в том, что мы уже давно любим друг друга. Эта связь началась еще в Ленинграде, незадолго до эмиграции Анны. Ее принуждали покинуть Россию…

— Кто принуждал?

— КГБ, естественно, — пожал плечами Каменев. — Но она готова была ради меня остаться в России, а это означало бы неминуемый новый арест. Я уговорил ее эмигрировать. Я поклялся ей, что рано или поздно тоже приеду на Запад, и мы будем вместе. И вот полтора года назад мне представилась такая возможность. Моя жена знала об этой связи и смирилась с нею. Я хотел перед отъездом развестись с Наташей, и она как будто была согласна. Но она совершенно справедливо заметила, что бракоразводный процесс замедлит наш выезд, а там еще неизвестно что будет впереди, — вся эта перестройка так ненадежна! — и лучше нам выехать вместе, а развестись уже потом, на Западе. Но когда мы выехали, она чуть не в первый день заявила, что ни о каком разводе и речи не может быть, что она никогда не уступит меня Анне, и стала грозить самоубийством. По приезде в Мюнхен — я все-таки настоял на том, чтобы начать новую жизнь в городе, где жила Анна. Это была моя ошибка: Наташа превратила нашу жизнь в сущий ад. Каждодневные скандалы, угрозы, истерики, непрерывная слежка за каждым моим шагом. Мы с Анной встречались тайком, но что это были за встречи! Я вырывался к ней на час-другой и, когда мы были вместе, постоянно посматривал на часы. А на разных эмигрантских сборищах, выставках, на парти мы разговаривали как добрые знакомые, не более того. Я даже перестал ходить в церковь, потому что Наталья и в храме не сводила глаз с Анны. Я стал бояться за психику Натальи и просил Анну набраться терпения и подождать, пока мы с женой получим политическое убежище: Наталья найдет работу, жизнь войдет в спокойное русло, вот тогда и можно будет снова начать с нею разговор о разводе. Конечно, Анна тоже страдала и не всегда сдерживала свои эмоции. В общем, от скандалов жены я уходил к любовнице — а там меня ожидал другой скандал.