Василий Пропалов - Судьба лейтенанта Погодина

— Далее, — продолжал Шорохов, — вся обстановка на месте происшествия, а мы ее исследовали довольно добросовестно, говорит о том, что Дымов сам себя погубил, то есть смерть наступила от несчастного случая.

Колокольчиков просветлел и стал слушать еще внимательнее, с явным интересом, начиная понимать, что преступления вообще не было. Шорохов продолжал развивать свои мысли:

— Одежда Дымова испачкана в земле, и мне представляется такая картина. Дымов, пьяный, возвращается домой. По дороге не раз падает. Добравшись до своего дома, с трудом открывает замок, в сенях опять падает, но не просто на пол, а на лезвие топора, который стоял у стены, рассекает сонную артерию... И тогда, следовательно, смерть наступила от несчастного случая.

— Вполне вероятно, — согласился эксперт.

— Но это надо доказать, — заявил следователь. — На многие вопросы ответ даст судебно-медицинская экспертиза. Однако мы должны брать шире, чтобы не допустить ошибки. Надо документально подтвердить, во сколько ушел со свадьбы Корягин. Второе. Установить, во сколько часов Дымов пришел домой и один ли? Если возникнет необходимость — проследить каждый его шаг, начиная с утра. Не убедившись, что в данном конкретном случае насильственной смерти не усматривается, мы не можем ставить точку. Так и только так! — закончил Шорохов резко и так же резко сел.

Но Погодин возразил:

— Время ухода Корягина со свадьбы нами установлено точно. Задокументировать данный факт, конечно, нужно обязательно.

— Это я беру на себя, — сказал Шорохов.

— Решено. В таком случае мы с Колокольчиковым займемся проверкой Дымова. К вечеру, возможно, успеем прояснить основное.

— Еще вопросы, предложения? — спросил майор Арбузов.

Все молчали. На этом совещание закончилось. Погодин и Колокольчиков вышли во двор. По небу неслись короткие облака. Между ними покачивалось лучистое солнце. На земле появлялись низкие тени, но тут же, слабея, исчезали.

— Не верю в преднамеренное убийство, — еще раз подтвердил Колокольчиков. — Тут что-то другое.

Когда Погодин и Колокольчиков возвратились в кабинет, майор Арбузов сообщил:

— Звонил директор Пересветского училища Парамонов. Сказал, что появилась группа Крестова.

— Да! — воскликнул Колокольчиков, хлопнув ладонями. — Надо ехать! Этот звонок я жду, как из печи пирога.

— Брать их надо немедленно, — без колебаний произнес Погодин, остановившись у стола. — Ехать придется мне и Колокольчикову. А как быть с Дымовым? О нем лучше бы сегодня же, как решили, выяснить все или хотя бы главное.

— Я один всех троих доставлю, если будет крытая машина, — решительно заявил Колокольчиков.

— Пожалуй, дельная мысль, но... — Арбузов задумался.

— Там придется делать обыск. Как же он один на троих? Если вы дадите свой «газик», то вдвоем с шофером, пожалуй, справится. — Погодин вопросительно глядел на майора, ожидая, какое он примет решение.

— Минуту, — сказал Арбузов и принялся крутить диск телефона. — Кто? Здравствуй! Арбузов говорит. Как прошла ночь? Было что-нибудь серьезное? Нет? Ну и хорошо. Что? Вернулись поздно...

Погодин понял: начальник разговаривает с дежурным своего отдела. Опустив трубку на рычаги, Арбузов обратился к следователю:

— Возражать не будете, если вы с Погодиным вдвоем продолжите работу по делу смерти Дымова, а мы с Колокольчиковым съездим в Пересветское.

— Разумеется, нет. Решение более оптимальное.

— Кстати, Колокольчиков говорил мне, что Погодин лучше его знает семью Дымовых, ему легче разобраться...

— Конечно. — Шорохов устало закрыл глаза. Погодин неловко улыбнулся.

Майор рывком поднялся со стула, протянул Колокольчикову вишневую папку с нужными бумагами, короткими шагами направился к двери, широкий, подвижный.

Погодин остался доволен, что Арбузов, в прошлом работник уголовного розыска, сам поехал в Пересветское, и операция по задержанию группы Крестова будет проведена, конечно, хорошо.

Вскоре и сам Погодин ушел в поселок. Следователь Шорохов, оставшись в светлом кабинете, где чаще разбираются дела вовсе не светлые, склонился над столом и начал сочинять постановление о назначении судебно-медицинской и криминалистической экспертиз. В наступившей тишине нудно поскрипывало тупоносое перо поршневой ручки.

Старый учитель Илья Ильич Шубин, старательно орудовавший упругой метлой у своего палисадника, издали заметил плечистую фигуру Погодина. Он шагал неторопливо в расстегнутом пиджаке, временами поглядывая по сторонам. Шубин перестал махать метлой, положив подбородок на торец крепкого черенка, накрытого тонкими ладонями, полагая почему-то, что работник угрозыска, с которым он уже встречался, идет именно к нему, а не к кому-нибудь другому.

— Здравствуйте, Илья Ильич! — Погодин протянул короткую ладонь. — Как живется-можется? Как здоровье ваше?

— Скрипим потихоньку. У вас все дела-заботы?

— Всего хватает: и дел, и забот.

— Вы что-то зачастили в наши грешные края?

— Действительно, пожалуй, грешные. Смерть Дымова для нас пока загадка — вдруг убили.

— Кому он нужен? Сам убился. Рассказывали понятые — на топор упал.

— Кто видел?

— Этого не слышал. А за что его убивать?

— Над этим, Илья Ильич, мы ломали головы. Может, и сам убился. Но было убийство или не было — мы обязаны доказать. Мы будем благодарны всем, кто поможет разобраться в сути.

— Понимаю, — Шубин многозначительно кивнул острым подбородком, поставив метлу к палисаднику. — Не спешите? Тогда присядем.

— Можно.

Они опустились на толстое короткое бревно у амбара.

— Меня интересуют некоторые детали вчерашнего дня, — начал Погодин.

— Именно?

— Пил ли Дымов? Кто его видел или мог видеть вечером? Где и с кем?

— Видели многие — ходил пьяный.

— Вы лично видели?

— И я видел.

— Во сколько?

— Где-то около обеда.

— А вечером?

— Нет. Но кто-то видел его поздно — в толпе говорили, когда шел осмотр. Кажется, Дарья Балакина говорила. Вы ее знаете, по ту сторону Дымовых живет.

— Да, да, помню. У нее кухонное окно выходит во двор Дымовых.

— Верно. Они, женщины, особенно пожилые, на разговоры падкие и всегда знают больше, чем мужчины.

— Да, — согласился Погодин, вставая.

...Увидев вошедшего в дом Погодина, Балакина отложила на подоконник недовязанный носок, оживилась, а уловив, что ее называют по имени-отчеству, совсем помолодела и не умолкла до тех пор, пока Погодин не взялся за дверную ручку.

— Он эть покойная головушка, — рассказывала Балакина, — не менее пяти бутылок вчерась выпил. А вы нашли в доме-то хоть одну пустую? Нет и не сыщете. Он эть как делал? Принесет одну и ласкается ей как милашкой. Опорожнит, снесет в магазин, а оттуль свежую тащщит. Вот эть как делал. И помер от вина, Оно смерть послало. На топор-то трезвый-то не пал бы. А то пал и шею рассек. Я эть видела, как он приплелся домой и шаперился на крыльце-то. Сперва, видать, замок не мог открыть. Потом покачался-покачался и в сени-то провалился. Там, видать, запнулся за что-то в темноте-то и пал. Бог прибрал — и ладно. Марья, бедняжка, хоть отмаялась.