Василий Пропалов - Судьба лейтенанта Погодина

Таня смущенно ответила:

— Плавать не умею.

— Можно научить.

С пляжа они ушли вместе. Потом встречались часто. Таню удивляло то, что Николай ни разу не поинтересовался ее жизнью, хотя прошло больше месяца после знакомства. Сама она рассказала о себе немногое: закончила медучилище, работает в медпункте металлургического завода, живет в общежитии.

Однажды, когда они возвращались с пляжа, Таня, задумчивая, предложила пройтись по кленовой аллее, тянувшейся вдоль берега. На повороте она остановилась, уронив красивый подбородок на высокую грудь, сказала:

— Может, нам не встречаться, Николай? Я... я... была замужем... у меня ребенок...

И в ту же секунду Николай нежно положил руки на ее плечи, их взгляды встретились.

— Знаю, чудачка! Больше знаю, Танюша! Жила с мужем в Боровске, он ревновал, пил, дебоширил. Не обогатился умом и после появления на свет Игоря. Вы терпели, ждали светлых минут, но напрасно. Наконец решились уехать. Уехали тайно. Знали: по добру не отпустит. Так? Так. Многое знаю, Танюша, даже ваш характер. Потому ни о чем не расспрашиваю. Зачем расковыривать и бередить рану? Давайте не будем о прошлом вспоминать.

Таня растерялась, удивленно взглянула на Николая, тихо спросила:

— Откуда все это известно?

— Я где работаю? — шутливо ответил Николай вопросом на вопрос и добавил: — В милиции. А она — многознающая. Конечно, в данном конкретном случае я действовал, как частное лицо. Только не суди меня строго, Танюша. Ты мне дорога, очень дорога...

Николай наклонился, и его губы первый раз коснулись горячей Таниной щеки. Она уткнулась лицом в широкую грудь Николая, и он почувствовал дрожь в ее упругом теле, услышал всхлипывания.

...Вспомнив все это, Погодин немного успокоился, взял с койки письмо, сел к печи, перевернул следующую страницу. «Прости, дорогой. Расслабилась. С тобой я сильная, без тебя — раскисла... Об Игоре тоскую, хотя знаю: у мамы ему хорошо. Приеду, возьму к себе. Да! Перед отъездом забыла сказать тебе радостную новость: к Октябрьской пообещали дать однокомнатную квартиру. Сказали: «Пусть сын вырастет и узнает, что завод позаботился не только о его матери, но и о нем. Одна мать пожила бы и в общежитии». Я, конечно, на седьмом небе!

Еще о Светлане. Знаешь, где ее муж работает? Не знаешь? Отгадай! Не можешь! В уг-ро-зыс-ке! Я безумно обрадовалась, и мы с ней подружились. Слушаю ее с затаенным сердцем. У них, оказывается, собирали жен сотрудников угрозыска и рассказывали о их трудной работе. А ты всегда какой-то осторожный, и разговор о делах твоих уводишь в сторону. Светлана говорит, что по трем главным качествам летчик и сотрудник угрозыска схожи. Первое. Летчиком может быть только человек смелый. Второе. Он должен иметь не железные нервы, как обычно говорят, а из стали высшей марки — в противном случае врачи не допустят его к полету. Третье. Он должен быть всегда собран, виртуозно-сообразителен, чтобы в самую критическую минуту моментально принять единственное верное решение — иначе погибнет... Согласен? Так ведь и у вас, в угрозыске, а? Ну, сознавайся! Улыбаешься? То-то же! Видишь, я опять повеселела. Жаль, очень жаль, что нет тебя рядом... Тоскую, честное слово. Эх, милый Николашка, ласковый мой...

Как твои дела? Здоровье? Настроение? Пиши. Жду очень. Таня».

В эту ночь Николай Погодин засыпал медленно и трудно.

Пассажирский поезд с шумом вылетел из соснового тоннеля на высокую насыпь и сбавил ход. Николай Погодин стоял у окна. Внизу плыли деревянные крестовики и пятистенки с шиферными крышами, резными наличниками, тесовыми оградами.

Работая еще в оперативном отделе, Погодин бывал здесь раза два.

Знал, что люди в поселке в большинстве хорошие, на улицах редки забияки. Рецидивисты, даже «залетные», опасались появляться.

Так было. Но как будет теперь, после ликвидации отделения милиции? Не рано ли проведено сокращение? Не потому ли уже обокрали магазин?

Заметив на пороге лейтенанта Погодина, одетого в коричневый, идеально отглаженный костюм, лейтенант Колокольчиков радостно шагнул навстречу. Под его большими сапожищами, прогибаясь, заскрипели давно покрашенные половицы.

— Привет, Николай Иванович, привет! — Колокольчикову нравилось и лицо Погодина, и быстрые глаза, и волевая складка у губ, и тяжелый подбородок.

— Здравствуй, Дима, — просто ответил Погодин, заглядывая снизу в веселые глаза коллеги. — Ты сегодня какой-то торжественный, как праздник. Поди кражу уже раскрыли?

— Какой тут праздник! Да и кража не раскрыта. Тебе рад. С того дня, как ликвидировали наше отделение, вроде что-то потерял. Не могу пока войти в колею, душевно не могу. Чего-то не хватает.

— Коллектива, Дима, не хватает. Вне коллектива жить тяжко. Ох, как тяжко! Человек хиреет.

— Наверно. — Колокольчиков вздохнул, протягивая открытую пачку «Любительских». — Подымим?

— Спасибо. Только что дымил. — Погодин сел за стол, расстегнул пиджак. — Первые дни после демобилизации из армии я также хандрил. Прошло. И у тебя пройдет. Да и здесь ты не один, с тобой участковый оставлен.

— Нет его.

— Как нет? Где он?

— В больницу положили.

— И надолго?

— На месяц, не меньше.

— Плохо.

— Хуже некуда.

Погодин встал, застегнул пиджак:

— Покажи-ка мне обворованный магазин.

— Может, сперва познакомишься с уголовным делом? Там есть протокол осмотра и схема.

— Только после возвращения из магазина. Тогда мне понятна будет каждая строчка.

— Хорошо, — Колокольчиков сунул под мышку папку, захлопнул кабинетную дверь на автоматический замок. Через вторую дверь широкого коридора они вышли во двор, обнесенный со всех сторон тесовым забором. Ворота были открыты. Кокольчиков ушел под навес, завел зеленый мотоцикл, вырулил на середину. Погодин легко запрыгнул на заднее сиденье. Машина взвыла, рванулась вперед. Через пять минут показался магазин, большой старинный дом, срубленный из толстых смолистых бревен, редко изодранных трещинами. Крыша крутая, с пологими отворотами на обе стороны. Высокое крыльцо вело к двустворчатой фигурной двери, наполовину застекленной разной формы и размеров стеклами.

— Вот это стекло разбили. — Колокольчиков обвел указательным пальцем квадрат. — Проникли в тамбур, а вторая дверь на замок не закрывалась.

Погодин слушал, скрестив руки на груди. Он еще раз осмотрел наружную дверь, потер пальцами широкий лоб, произнес:

— Размеры пролома, конечно, сняли?

— А как же. За два года работы в угрозыске я кое-чему научился. Да и самостоятельно вызубрил основные статьи уголовного и уголовно-процессуального кодексов, проработал учебник по криминалистике. Плюс небольшая практика.