Сьюзан Конант - Пес, который порвал поводок

Меня зовут Холли Винтер; иначе Остролист Зимний. Я в том неповинна. Пока не родилась я, мои родители, или, как они всегда называли себя, производители, ни разу не давали имен новорожденным людям. За неделю до моего рождения две их суки — золотистые ретриверы — принесли в общей сложности семнадцать щенят. Я шла номером восемнадцатым. Так что мне еще повезло — я не стала ни «Малышкой Бака», ни «Милашкой Марисы». У меня частенько возникало такое чувство, что человечий щенок, должно быть, вызывал у Бака и Марисы удивление. Вот, верно, обалдели они, когда я начала произносить слова! Бак ведь считает речь чем-то вроде особо продвинутой формы лая. Когда я окончила среднюю школу, он объяснял всем, что я достигла своего СТ — а это, коли вам еще невдомек, некая степень при дрессировке, Собака-Товарищ. Получив аттестат зрелости, я стала Отличной Собакой-Товарищем (ОСТ), а когда вышла в бакалавры гуманитарных наук по журналистике, то сделалась пятой Собакой-Помощником Марисы. Бак тогда гордился мною, и гордится посейчас — потому, подозреваю, что мне тридцать, а у меня так и не развился щенячий рахит. Есть во мне и кое-что еще, ставящее его в тупик. Хотя он и выписывает журнал «Coбачья Жизнь» и читает мою колонку, ему никак не понять, почему я пишу о собаках, вместо того чтобы их разводить. И еще до него никак не доходит, почему это тот, кто приглашен в штат Мэн, чтобы разделить кров с ним и его пятнадцатью гибридами волка и собаки, предпочитает жить в Кембридже, штат Массачусетс. После смерти Марисы Бак за восемь лет стал чуточку эксцентричен.

Как и в моем имени, Бак и Мариса повинны в том, что я замешана в истории, связанной со смертью доктора Стэнтона. Если бы мне с детства привили нормальное отношение к собакам, оставшимся без хозяина, я никогда и не стала бы отыскивать регистрационные документы Рауди. Но тогда я была бы одной из тех, кто подкармливает всяких приблудных дворняг, вместо того чтобы пестовать северную ездовую лайку, и я в жизни не настаивала бы на дотошном расследовании, и никто не узнал бы, кто убил старика.

Все началось в ноябре прошлого года, в четверг вечером. Четверговые вечера для меня — что пятничные ночи для правоверных евреев. Каждый четверг по вечерам, от семи до десяти, кембриджский кинологический клуб проводит занятия в кембриджском арсенале, и, пока у меня нет пустующей суки, вы меня там и найдете. Суха, кстати, словцо вовсе не заборное; новичка в собачьем мире как раз и отличают по некоторой неуверенности, с какой он его произносит. Пустующие суки есть суки отчаянно притягательные и, по само собой понятным соображениям, не приветствуются на собачьих занятиях по дрессировке или испытаниях на послушание. Единственное, чему повинуется любой кобель в присутствии пустующей суки, — это зов природы.

Чтобы понять то, что случилось с д-ром Стэнтоном, вам надо кое-что узнать о кембриджском арсенале. Многие клубы собачьей дрессировки занимаются в арсеналах, потому что арсеналы достаточно просторны; чтобы вместить даже и большие начальные классы, а также потому, что арсеналы куда удобнее, чем школы или помещения ИМКА [1], когда дело касается так называемой «неприятности». В арсеналах, конечно, тоже не любят «неприятностей». И весьма. Во всех, какие есть на свете, собачьих дрессировочных классах существует единое правило: если с вашей собакой «неприятность», вы эту «неприятность» за ней подчищаете. Есть и другое правило насчет «неприятностей»: не позволяйте своей собаке справлять нужду на участке арсенала. Управляющие арсеналами убеждены, будто у собак в жизни только эта цель. В вечер, когда умер д-р Стэнтон, Джерри Питс — смотритель кембриджского арсенала — по крайней мере раз десять обследовал все снаружи, чтобы увериться: никто из собачьих вожатых не выгуливал собак на лужайке.

Если вы подходите к арсеналу с Конкорд-авеню, вас слева и справа отгораживают от лужайки металлические сетки оград. Лишь у самых ступеней, ведущих в здание, с обеих сторон возникают воротца на лужайку. Вход в вестибюль через ряд стеклянных дверей. Слева мужской туалет. Перед вами — ряд вращающихся дверей, которые всегда открыты, а за дверьми — большой зал, где мы проводим занятия.

На самом деле это гимнастический зал с давно не натиравшимся полом, который больше подходит для дрессировки собак, чем для баскетбола. На хорошо отполированных поверхностях собаки скользят, а самое ненавистное для собак — это скользить. Ни одна собака не возражала против полов кембриджского арсенала, и лелею надежду, что никому не придет в голову эти полы натирать. Арсенал сильно запущен, но именно таким он мне и нравится.

Если вы заявитесь в четверг вечером, то прямо перед собой увидите большую группу собак и проводников, а в дальнем конце зала — небольшой класс продвинутых, отделенный переносными раздвижными воротцами. Слева от вас, напротив стены, возле двери в служебные помещения арсенала, будет наша конторка, которая, конечно, стол учета карточек. Дамская комната, уж коли она вам понадобится, слева от двери в арсенальный офис. По всей левой стороне зала — дешевые места для зрителей. В дальнем конце справа, за небольшим классом продвинутых, можно приметить дверь, ведущую в приют для бездомных. Он открыт только в холодную погоду. Этим людям разрешается войти в приют около десяти, когда мы расходимся, но иногда они, ожидая, толкутся у входных дверей и в вестибюле.

В тот четверг вечером собаки со мной не было; у меня не было собаки уже около месяца. Моя последняя сука — золотистый ретривер, прощальный дар Марисы — в сентябре умерла, а Бак тянул время, подыскивая мне другую, — в основном, подозреваю, потому, что намеревался удивить меня помесью волка и собаки. Поймите меня правильно. Мне нравятся волки, и помесь волка с собакой мне нравится не меньше других собак. Единственное мое возражение против завладевшей нынче Баком навязчивой идеи в том, что эту помесь не зарегистрировать в Американском клубе собаководства (или, как говорит Бак, пока что не зарегистрировать), а если пса не зарегистрировать, то его не допустят к установленному испытанию на послушание. Можно обучить и выдвинуть его на шоу собачьих куншпоков, но тут я истинная дочь Марисы и не стану тратить силы, тренируя собаку, которую не смогу по-настоящему показать. Кроме того, я зарабатываю на жизнь в собачьем мире и при моей репутации всегда могу подыскать себе другого СТ.

Так или иначе, в тот вечер я охотно вызвалась помочь Рэю Меткалфу у конторки — потому, возможно, что знала: я, как всегда, бессобачна только временно, и хотела как можно скорее избавиться от этой ежегодной обязанности. Эти Меткалфы разводят кламбер-спаниелей и, согласно «правилу Винтер», не имеют ничего общего со своими псами. И Рэй, и Лин так высоки и костлявы, что, родись они собаками, быть бы им стареющими борзыми. Кламбер-спаниели длинны и низки, как бассеты, и должны казаться тяжеловесными. Хотя волосы у меня цвета шерсти темного золотистого ретривера, во мне нет и не было сходства ни с одной собакой из тех пород, какими я когда-либо владела.