Станислав Лем - Следствие

Сисс усмехнулся. Официант принёс вино, откупорил бутылку, налил несколько капель Грегори в бокал. Грегори пригубил, прополоскал рот и кивнул. Официант налил по полному бокалу и отошёл.

— Так вы думали в сорок шестом году? — спросил Грегори, поднимая бокал.

Сисс кончиком языка попробовал вино, осторожно отпил маленький глоток, потом залпом выпил до дна, выдохнул и поставил бокал на стол — не то с удивлением, не то в замешательстве.

— Нет, это только начало. Понимаете, гонка, уж коль она началась, не может прекратиться Она должна продолжаться. Одна сторона создаёт большую пушку, вторая отвечает ещё большим танком. Процесс этот может закончить только столкновение, война. А поскольку в подобной ситуации она означает finis mundi [13] Конец света (лат.) , гонку приходится продолжать. И люди становятся её пленниками. Оружие всё улучшается и совершенствуется. Но вот оно усовершенствовано до предела. Что остаётся? Мозги. Мозги командующих. А поскольку человеческий мозг усовершенствованию не поддаётся, то и здесь придётся перейти на автоматы. Итак, следующая стадия — это автоматический генштаб, то есть электронные стратегические машины. И тут возникает интереснейшая проблема, вернее, две проблемы. На это обратил моё внимание Мак Катт. Во-первых, существует ли предел для развития таких мозгов? Они похожи на устройства, способные играть в шахматы. Машина, предвидящая намерения противника на десять ходов вперёд, всегда выиграет у машины, которая предвидит только на восемь или девять. Чем дальше предвидение, тем машина должна быть больше. Это раз.

Сисс явно оживился. Грегори показалось, что он обо всём забыл, забыл даже, кто его собеседник. Грегори разлил вино. Сисс играл бокалом, двигал его по скатерти взад и вперёд. Вдруг бокал накренился. Но Сисс подхватил его и выпил — опять залпом. Внизу зажглись жёлтые прожекторы, мандолины выводили гавайскую мелодию.

— Создание всё более крупных машин для стратегических задач ведёт, хотите вы того или не хотите, к увеличению объёма информации, которую закладывают в них. А это в свою очередь означает, что электронный мозг станет определять жизнь государства. Мозг может счесть, что пресловутую кнопку надо перенести в другое место. Или что следует изменить покрой пехотных мундиров. Или же что необходимо увеличить производство такого-то сорта стали и потребует на это средств. Ну а раз такой мозг построен, его надо слушаться. Если парламент начнёт дебатировать — выделять или не выделять кредиты, решение затянется, а тем временем противник может вырваться вперёд. И через некоторое время ликвидация парламентской системы станет неизбежной. Контроль людей над мозгом будет уменьшаться по мере увеличения количества информации, сконцентрированной в нём. Вам понятно? По обеим сторонам океана возникают два разрастающихся мозга. Каково будет первое требование такого мозга, когда наступит очередь следующего шага в продолжающейся гонке?

— Увеличить его компетенцию, — вполголоса произнёс Грегори, наблюдая из-под опущенных век за Сиссом. У того на щеках выступили красные пятна.

Внизу стало вдруг тихо, потом раздались аплодисменты, и запела певица. Юноша в смокинге подкатил к ним столик на колёсах, следом официанты принесли подносы с кастрюльками, накрытыми серебряными колпаками. Расставили подогретые тарелки, разложили салфетки, приборы.

— Нет, — заявил Сисс. — Первым делом он потребует, чтобы увеличили его самого, то есть пристроили ещё блок и ещё! А компетенция — это придёт само собой.

— Короче, вы предсказываете, что земля превратится в шахматную доску, а люди станут пешками, которыми два механических игрока будут разыгрывать бесконечную партию?

Сисс надменно глянул на Грегори.

— Именно. Только я не предсказываю. Я делаю выводы. Первый этап подготовительного процесса близится к концу, а ускорение всё нарастает. Я понимаю, это кажется невероятным, неправдоподобным. Но от этого никуда не деться. Никуда не деться!

— М-да, — пробормотал Грегори, склоняясь над тарелкой. — И что же вы… предлагали?

— Договориться. Любой ценой. Но, как это ни страшно звучит, катастрофа представляется мне меньшим злом, нежели эта шахматная партия. Я всего-навсего сделал выводы. Иллюзий у меня нет. Знаете, это ужасно — не иметь иллюзий! — сказал Сисс и налил себе вина. Пил он неохотно, почти с отвращением, но всё-таки пил, и всё больше: даже сам разливал вино по бокалам.

Внизу снова заиграл оркестр. Мимо них прошла пара: стройный мужчина с иссиня-чёрными усиками, оттеняющими бледность лица, и молоденькая девушка. На обнажённые плечи девушки была накинута белая шаль с золотой ниткой, под цвет её волос. Сисс посмотрел ей вслед, долго провожал взглядом, губы его искривились в непонятной гримасе. Он отодвинул тарелку, прикрыл глаза и спрятал руки под скатерть. Грегори показалось, что он считает пульс. Через несколько секунд он открыл глаза и спросил:

— Ну и чем мы закончим столь великолепно начатый вечер?

Потом пригладил волосы на висках, выпрямился. Грегори положил на тарелку нож и вилку. Моментально подлетел официант.

— Кофе будете пить? — спросил Грегори.

— Обязательно, — ответил Сисс. И опять спрятал руки под скатерть. — Кажется, я пьян… — сообщил он, смущённо улыбаясь, и неуверенно, с изумлением осмотрелся.

— Время от времени это необходимо, — заметил Грегори и вылил остатки вина себе в бокал.

Кофе был горячий и крепкий. Его выпили в молчании. Стало душновато. Грегори поискал глазами официанта и, не найдя, встал. Официант оказался возле бара, за колонной. Грегори попросил открыть окно. Когда он вернулся на место, приятное свежее дуновение колебало пар, поднимающийся из чашек. Сисс сидел, опершись о балюстраду, и глубоко, часто дышал; глаза у него были запавшие и красные, на висках вздулись жилы.

— Вам плохо? — спросил Грегори.

— Я не выношу алкоголя. — Сисс снова закрыл глаза. — То есть организм не выносит. Внутри становится мутно, тускло.

— Мне очень жаль…

— Ай да пустяки. — Сисс всё не открывал глаз. — Не будем об этом.

— Простите, вы были противником превентивной войны? Я имею в виду сорок шестой год.

— Да. Тем более что в её успех не верил никто, даже кричавшие о её необходимости. Понимаете, не было психологической готовности. Все были опьянены наступившим миром. Но постепенно даже священника можно склонить к людоедству. Главное, действовать последовательно, систематически. Как сейчас.

— А что вы делали потом?

— Разное. Начинал многое, да закончить ничего не смог. Как-то так получалось, что я оказывался тем самым камнем преткновения, а в этом, сами понимаете, проку мало. Это дело я тоже, видно, не закончу. Вечно я останавливаюсь на мёртвой точке. Если бы я ещё мог верить в злой рок… Так ведь нет, это мой характер… Терпеть не могу компромиссов.