Лев Корнешов - Пуля для безнес-леди

Настя недолго помолчала, потом вдруг завопила:

- А не пошел бы ты куда подальше, козел!

- Ты чего? - опешила Эля.

- Репетирую...

- Вот и дуй в таком духе, - одобрила подруга.

На следующий день она принесла редактору второй экземпляр своего материала.

- Напишите вот здесь, в уголке, по каким причинам вы не желаете не то что публиковать, но даже читать мой материал, - пока спокойно попросила она.

- Вы, Соболева, в своем уме? - удивился редактор.

- В своем, не волнуйся, ты... - Она сделала выразительную паузу хамить так хамить, а что он ей такого страшного сделает? - Засылай материал и печатай, иначе я отнесу в секретариат фельетон про то, что у тебя весь шкаф забит бутылками - дарами собкоров и прочих коров. И про то, как тебя в твоем служебном кабинете трахает Люська Заболотина, хотя её и жаль будет, неплохая девица. Нюансы уловил? Не ты её, а она тебя трахает, потому что ты, котик, разжирел, обнаглел и мышек уже не ловишь...

- Ты... Вы... - задыхался от гнева редактор.

Настя спокойненько открыла тот самый шкаф с бутылками, плеснула в стакан коньяк, протянула редактору:

- Выпей, а то лопнешь... И хватит меня гноить на заметках! Фельетон, конечно, не напечатают, но из секретариата он расползется по всей редакции. И тогда можешь поставить на себе крест.

На следующий день на утренней планерке редактор заявил материал в номер, и он был напечатан: 460 строк и подпись: Анастасия Соболева.

Настя, не мешкая, пробилась к Марку Захарову, после него - к Владиславу Орлову, автору популярного у интеллигенции романа "Альтист Данилов". Материалы шли один за другим, и теперь уже ответственный секретарь, встретив Соболеву в кафе, интересовался:

- Есть у тебя что-нибудь, Настя? Надо усилить номер, а то насовали всякого дерьма.

Интервью публиковались с фотографией именитого собеседника. Настя предложила ставить и свою фотографию: так, мол, делают в серьезных западных газетах, читатели должны знать журналистов в лицо, тогда им больше веры. Главный редактор дал добро и её смазливая мордашка стала часто появляться на газетных полосах.

Коллеги ей откровенно завидовали, но она тщательно следила за тем, чтобы не давать поводы для трепа и пошлых слухов.

Свои творения-"нетленки" она не очень высоко ценила. Спасибо Элеоноре за мудрый совет - та нюхом учуяла, что на фоне назревающих в стране событий "знаменитости" стали тускнеть, и потому охотно шли на интервью и сами подкидывали журналистке пикантные вопросики.

"- У вас есть внебрачные дети?

- Думаю, что да. Уверен, что да.

- У вас сейчас третья жена... будет ли четвертая?

- Браки заключаются на небесах, поэтому задавайте этот вопрос небесной канцелярии".

Настя умела расположить к себе собеседников, и они выбалтывали ей такие подробности о себе, о которых в иное время предпочитали бы молчать. Один из редакционных остряков назвал стиль Насти дамским рукоделием в желтых тонах. Она не возражала: хорошо уже то, что у неё появился свой стиль и его заметили.

Однажды её пригласил в свой маленький кабинетик работник секретариата Руслан Валерьевич Васин. Это был редакционный старожил - опытный и мудрый, обладающий безупречным вкусом. К нему носила свои "нетленки"-тэссы ещё Татьяна Николаевна Тэсс.

- Девочка, - сказал Руслан Васильевич Насте, - ты мне нравишься, и я хочу помочь тебе стать журналисткой. В стране всеобщего среднего образования писать умеет каждый. Но далеко не всякий пишет так, что его захотят читать другие.

Он разнес в пух и прах только что напечатанный материал Насти большую беседу с Ильей Сергеевичем Глазуновым. И главная его претензия заключалась в том, что под пером Насти незаурядный художник превратился в заурядного подданного советской системы: "Он же бунтарь, а ты сделала его придворным маляром".

- О чем ты хотела бы спросить Глазунова, но не спросила?

Настя припомнила:

- Во время интервью нам принесла кофе очень красивая молодая женщина. Илья Сергеевич сказал, что это аспирантка из Ленинграда, она пишет диссертацию о его творчестве. Но...

- Но?..

- Аспирантки ходят, общаются, смотрят на "объект" своей диссертации совсем не так...

- Вот бы и спросила прямо.

- А он бы меня послал!

- Вот и написала бы, куда и за что он тебя послал. Имей в виду, в журналистике запретных тем нет, если к любой из них умело подобраться. И самые наглые вопросы при умной их обработке будут казаться всего лишь милой шуткой. Вытрави из себя самоцензуру. Ты ведь пишешь с прикидкой: "пропустят - не пропустят"?

- В этом вы правы.

- А ты просто пиши, чтобы было самой интересно и... нервишки щекотало.

Следующий свой материал Настя перед сдачей в набор дала почитать Руслану Валерьевичу. И выправила его по советам старого мэтра. Она пользовалась каждым удобным поводом, чтобы посоветоваться с ним и даже однажды сказала:

- Я вас беспощадно эксплуатирую.

- Мне некому передать свои маленькие профессиональные секреты. Молодые поспешно рвутся в бой и считают, что им ничего не даст такой "отмороженный", как я.

- Отмороженный?

- Удачное определение, вычитанное в одном объявлении: требуются журналисты, но отмороженных просят не беспокоиться. Оно означает, что по мне уже ударили морозы и впереди стылая зима - время отмирания.

- Зачем вы так о себе?

- Не умею лицемерить. Даже с собой.

Настя всегда с благодарностью вспоминала Руслана Валерьевича. Он совершенно бескорыстно учил её мастерству, натаскивал в ремесле.

В послесловии к одной из бесед Настя предложила читателям назвать имена знаменитых людей, с которыми они хотели бы встретиться на газетной полосе.

Теперь письма носили Насте мешками. Она добросовестно отсеяла из множества десяток фамилий и подготовила серию очерков под общей рубрикой "По вашим заявкам". Читатели стали слать благодарственные письма главному редактору. Многие письма по своей сути были исповедями - незнакомые люди поверяли Насте свои тайны, рассказывали о семейных драмах, кружении надежд, счастливой любви и несчастьи быть нелюбимым. Житейские истории были из того сорта, что нарочно не придумаешь.

Настя по письмам написала серию очерков-"моралите", как их называли в редакции. Они в свою очередь вызвали новый поток корреспонденции. За них ей на редакционной летучке вручили творческую награду - "Золотое перо". Это и в самом деле было золотое перышко в красивой бордовой коробочке.

- Не останавливайся, - предупредил её Руслан Валерьевич. - Пиши каждый день, даже если не о чем писать...

Она теперь в упор не видела редактора отдела - сластолюбца с опухшими веками. И он почитал за благо обходить её стороной.

Приближалось поворотное время в современной истории страны, и тем было навалом. Пресса расшатанной, натужно скрипевшей подобно старой телеге державы резвилась, как могла, мнение отдела пропаганды ЦК КПСС уже мало что значило. Страна резко, бескомпромиссно разделилась на "демократов" и "коммуняк", и никто не сомневался, что в самое ближайшее время они схватятся в решающей битве за власть. В редакции тоже нашлись свои "демократы" и они, сплоченные общей идеей перемен, с каждым днем набирали силу. А в стане "коммуняк" происходили удивительные вещи. Много лет действовала "разнарядка" на вступление в партию: редакции выделялось три-четыре "места" в год. За них шла борьба так много было желающих вступить в партию, и иные из них ожидали своей очереди по два-три года. Часто решало эту проблему руководство редакции: приоритет отдавался "перспективным", то есть тем, кого намеревались выдвинуть на всякие руководящие и полуруководящие должности, послать на работу за рубеж. В заявлениях соискатели звания члена КПСС писали, что они делу Коммунистической партии преданы и её программу и устав разделяют. На заседаниях комиссии из старых большевиков при райкоме их тщательно пытали по параграфам устава и задавали странные вопросы типа: кто секретарь Коммунистической партии Канады.