Патриция Корнуэлл - В объятиях смерти

- И нет волос, - добавил Марино.

- Нет, за исключением нескольких, похожих на ее.

В доме было настолько тихо, что наши голоса звучали пугающе. Куда бы я ни посмотрела, я видела чудовищные пятна. Перед глазами - колотые раны, отметины рукоятки, дикая рана на шее, зияющая, как красная разинутая пасть. Я вышла в коридор. Пыль раздражала легкие. Было трудно дышать.

- Покажи мне, где вы нашли ее оружие, - сказала я.

Когда полиция той ночью прибыла на место преступления, на кухонном столике рядом с микроволновой печью обнаружили автоматический револьвер тридцать восьмого калибра, принадлежащий Берил. Оружие было заряжено и стояло на предохранителе. Лаборатория смогла идентифицировать лишь неполные отпечатки, которые оказались ее собственными.

- Она держала коробку с патронами в столе рядом с кроватью, - сказал Марино. - Возможно, там же хранился и револьвер. Думаю, она принесла сумки наверх, распаковала и выгрузила большую часть одежды в корзину в ванной комнате, а затем поставила ее в шкаф. Тогда же она достала и свой револьвер - верный признак беспокойства. Могу поспорить, что она не угомонилась, пока не обошла с ним каждую комнату.

- Я поступила бы точно так же.

Марино оглядел кухню.

- Итак, она, вероятно, решила перекусить.

- Может быть, она и собиралась перекусить, но так ничего и не съела, ответила я. - Содержимое ее желудка составило около пятидесяти миллилитров, или менее двух унций, темно-коричневой жидкости. Что бы она ни ела последний раз, это полностью переварилось к тому моменту, когда она умерла, и даже к тому времени, когда подверглась нападению. Пищеварение прерывается в минуты острых переживаний или страха. Если бы она хоть что-то съела перед тем, как убийца вошел к ней, желудок не остался бы чистым.

- У нее все равно нечего было пожевать, - сказал Марино так, как будто это было очень важно, открыв дверцу холодильника.

Внутри мы обнаружили сморщенный лимон, две пачки масла, кусок заплесневевшего сыра, приправы и бутылку тоника. Морозильник выглядел более обнадеживающе. Там было несколько упаковок куриных грудок и постный говяжий фарш. Похоже, Берил не увлекалась кулинарией, относясь к этому вполне утилитарно. Я знаю, как выглядит моя собственная кухня. Эта же кухня была угнетающе стерильна. Пылинки клубились в бледном свете, сочащемся сквозь щели в серых модельных жалюзи над раковиной. Сушка и раковина пусты и сухи. Кухонная утварь была новой и выглядела так, как будто ею ни разу не пользовались.

- Другая версия - она пришла сюда, чтобы выпить, - размышлял Марино.

- Анализ на алкоголь дал отрицательный результат, - сказала я.

- Это не означает, что она об этом не думала.

Он открыл шкафчик над раковиной. Там на трех полках не было свободного дюйма: "Джек Дэниелс", "Чивас Ригл", "Тэкверэй", ликеры и кое-что еще, что привлекло мое внимание. На верхней полке перед коньяком стояла бутылка гаитянского рома "Бабенкот" пятнадцатилетней выдержки, такого же дорогого, как и чистый скотч.

Рукой в перчатке я достала ее и поставила на стол. На бутылке отсутствовал штриховой код, а золотистая крышка ни разу не отвинчивалась.

- Не думаю, что она приобрела его где-то здесь, - сказала я Марино. Полагаю, это куплено в Майями, на Ки Уэсте.

- Итак, ты считаешь, что она привезла это из Флориды?

- Возможно. Очевидно, она знала толк в спиртных напитках. "Бабенкот" просто великолепен.

- Кажется, я должен звать тебя доктор Знаток, - сказал он.

Бутылка "Бабенкота" была незапыленной, в отличие от большинства стоявших рядом бутылок.

- Это возможное объяснение того, почему она оказалась на кухне, продолжала я, - может быть, она спустилась вниз, чтобы убрать ром. Не исключено, что она подумывала - не принять ли на ночь стаканчик, когда кто-то позвонил в дверь.

- Да, но это не объясняет, почему, отправившись к двери, она оставила здесь на столике свой револьвер. Мы предполагаем, что она была напугана, верно? Все же это наводит на мысль, что она ожидала кого-то, что она знала этого психа. Эй, у нее же была вся эта изысканная выпивка, верно? И что, она пьет все это в одиночестве? Как-то глупо. Гораздо логичнее предположить, что время от времени она устраивала небольшие приемы, приглашая какого-то парня. Черт побери, может быть, это как раз тот самый М., которому она писала из Ки Уэста? Может быть, именно его она ожидала тем вечером, когда ее пристукнули?

- Ты допускаешь возможность, что М. - убийца?

- А ты - нет?

Марино становился воинственным, и его игра с незажженной сигаретой начинала действовать мне на нервы.

- Я допускаю любую возможность, - ответила я. - Например, я точно так же допускаю и то, что она никого не ждала. Она была на кухне, убирая ром, и, может быть, думала, не налить ли себе стаканчик. Она нервничала, ее оружие было на столике, и она вздрогнула, когда прозвенел звонок или раздался стук в дверь...

- Ну конечно, - прервал он меня. - Она нервничала, ее трясло. Так почему же она оставила свой револьвер здесь, на кухне, когда пошла к этой проклятой двери?

- Она практиковалась?

- Практиковалась? - произнес он, когда наши глаза встретились. - Что ты имеешь в виду?

- В стрельбе.

- Черт побери... Я не знаю...

- Если нет, то вооружиться - для нее не естественный рефлекс, а всего лишь сознательная осмотрительность. Женщины носят в своих сумочках газовые баллончики. Они подвергаются нападению, а про баллончик вспоминают лишь после того, как преступление совершится, потому что защита для них не является естественным рефлексом.

- Я не знаю...

Я знала. У меня был револьвер "Руджер" тридцать восьмого калибра, заряженный "силвертипсами" - одними из самых разрушительных патронов, какие только можно купить за деньги. Несколько раз в месяц я спускалась с ним в тир в подвале моего служебного здания, чтобы попрактиковаться в стрельбе. Оставаясь в доме одна, я чувствовала себя более комфортно с личным оружием, чем без него.

Но тут было кое-что еще. Я подумала о гостиной, о каминных принадлежностях, которые стояли на медной подставке у камина. Берил боролась с нападавшим в этой комнате, и ей не пришло в голову вооружиться кочергой или совком. Для нее самозащита не была рефлексом. Ее единственным порывом было бежать, не важно - вверх ли по лестнице, или на Ки Уэст. Я стала объяснять Марино:

- Видимо у нее не было привычки к оружию. Звенит звонок, она вздрагивает, теряется, идет в гостиную и смотрит в дверной глазок. Кто бы это ни был, она достаточно доверяет этому человеку, чтобы открыть дверь. Оружие забыто.

- Или же она ожидала посетителя, - снова повторил Марино.

- Это вполне вероятно. Если кто-то знал, что она вернулась в город.

- Вот, может быть, он и знал, - вставил Марино.