Патриция Корнуэлл - Жестокое и странное

- Она не рассказывала вам, в чем дело?

- Там было много причин. Она недавно переехала, и ей не нравились соседи, особенно те, что жили напротив.

- Клэри, - подсказала я.

- Кажется, да. Она - назойливая сплетница, а он, пока его не хватил удар, любил погулять. К тому же у Дженни и с гороскопами было что-то неладно, и она очень переживала.

- А что вы думаете по поводу ее бизнеса?

- У нее был дар, но не было уверенности в себе.

- А не было ли психических отклонений? - Нет. Я бы не сказал. У нее было множество увлечений.

Я неожиданно вспомнила о чистом листе бумаги, который лежал у нее на кровати, придавленный призмочкой, и поинтересовалась, не знает ли Трэверс, что бы это могло значить.

- Это значит, она концентрировалась.

- Концентрировалась? - удивилась я. - На чем?

- Когда Дженни хотела медитировать, она брала белый листок бумаги и ставила на него стеклянную призмочку. Потом сидела очень неподвижно и медленно поворачивала призмочку, глядя, как отраженный от ее плоскостей свет падал на бумагу. Для нее это было то же самое, что для меня, когда я смотрю на воду.

- А больше ее ничего не беспокоило, когда она приезжала к вам, мистер Трэверс?

- Зовите меня Уилли. Да и вы знаете, о чем я собираюсь вам сказать. Ее угнетенное состояние было связано с тем заключенным, которого собирались казнить. Ронни Уоддел. Дженни и Ронни переписывались много лет, и она никак не могла привыкнуть к мысли о том, что его казнят.

- Вы не знаете, сообщал ли ей Уоддел что-нибудь такое, что могло представлять для нее угрозу?

- Да, что-то вроде этого.

Не сводя с него глаз, я взяла свое пиво.

- Когда она приехала сюда в последний раз, она привезла с собой все письма и все, что он присылал ей в течение этих лет. Она хотела, чтобы я их здесь сохранил.

- Почему?

- Чтобы они были в надежном месте.

- Она боялась, что кто-то может попытаться у нее их отнять?

- Мне известно лишь то, что она была напугана. Она сказала, будто в начале ноября Уоддел заявил ей, что готов к смерти и не хочет больше бороться. Очевидно, он убедился, что его уже ничто не спасет. Он попросил ее съездить на ферму в Суффолк и взять у матери его вещи. Он сказал, что ему хочется, чтобы они были у нее, и мать поймет.

- А что это за вещи? - спросила я. - Одна вещь. - Он поднялся. - Не знаю, какое она имеет значение, и не уверен, что хочу знать. Так что я намерен отдать ее вам, доктор Скарпетта. Можете взять ее с собой в Вирджинию. Можете передать ее в полицию. Делайте с ней что хотите.

- Почему вы вдруг решили помочь? - поинтересовалась я. - Почему вы не сделали этого несколько недель назад?

- Ко мне никто не приезжал, - отозвался он из соседней комнаты. - Я же говорил вам, когда вы звонили, что не люблю иметь дело с людьми по телефону.

Вернувшись, он поставил к моим ногам черный дипломат с открытым замком и посеченной кожей.

- Честно говоря, вы делаете мне большое одолжение, забирая его из моей жизни, - сказал Уилли Трэверс, и я чувствовала, что он искренен. - От одной мысли о нем с моей энергией творится что-то неладное.

Множество писем, написанных Ронни Уодделом Дженнифер Дейтон из камеры смертников, были аккуратно перетянуты резиновыми жгутами и разложены в хронологическом порядке. Той ночью я просмотрела лишь несколько из них в своем номере, потому что их значимость была едва заметна на фоне других обнаруженных мною вещей.

В дипломате лежали исписанные блокноты, не представлявшие никакой ценности, потому как в них содержались данные и пометки, имевшие отношение к прецедентам, судебным делам и дилеммам более чем десятилетней давности. Там также были ручки с карандашами, карта Вирджинии, коробочка с таблетками от ангины, ингалятор "Викс" и бесцветная гигиеническая губная помада. В желтом футлярчике лежал трехмиллиграммовый шприц для инъекций эпинефрина, который обычно имеют при себе люди, страдающие от аллергии на укусы пчел или какую-нибудь пищу. На рецепте при нем было напечатано имя пациента, число и небольшая инструкция. Уоддел, несомненно, украл дипломат из дома Робин Нейсмит в то роковое утро, когда он убил ее. Возможно, он и понятия не имел, кому он принадлежал, пока не унес его с собой и не сломал замок. Уоддел обнаружил, что изуверски расправился с достаточно известной личностью, любовником которой оказался Джо Норринг, бывший в то время главным прокурором Вирджинии.

- У Уоддела абсолютно не было никаких шансов, - сказала я. - Я не говорю о том, что его следовало помиловать после такого жуткого совершенного им преступления. Но с самого момента его ареста Норринг потерял покой. Он знал, что оставил свой дипломат дома у Робин, и знал, что полиция его не обнаружила.

Трудно сказать, почему он оставил дипломат в доме Робин. Возможно, он просто забыл его, и никто из них не мог предположить, что эта ночь окажется для нее последней.

- Я просто не могу представить себе реакцию Норринга, когда он об этом услышал, - сказала я.

Продолжая разбирать бумаги, Уэсли бросил на меня взгляд поверх своих очков.

- Да, такое представить просто невозможно. Мало того, что все могли узнать о его любовнице, - но отношения с Робин тут же поставили бы его в число первых подозреваемых в убийстве.

- В некотором смысле, - заметил Марино, - ему повезло, что Уоддел забрал дипломат.

- Я очень сомневаюсь, что он считал это везением, - возразила я. Если бы дипломат оказался на месте преступления, ему бы не поздоровилось. Но украденный чемодан мог всплыть когда и где угодно.

Марино взял кофейник и добавил всем кофе.

- Должно быть, кто-то как-то обеспечивал молчание Уоддела.

- Возможно. - Уэсли взял сливки. - А может, Уоддел и не пытался раскрыть рта. Мне кажется, он с самого начала боялся, что из-за украденного дипломата ему будет только хуже. Дипломат мог быть использован как оружие, но против кого оно оказалось бы направлено? Кого бы оно уничтожило? Норринга или Уоддела? Настолько ли Уоддел верил в нашу систему, чтобы замахнуться на главного прокурора штата? Настолько ли он верил в нее, чтобы замахнуться годами позже на губернатора - единственного человека, который мог даровать ему жизнь?

- Но Уоддел молчал, зная, что мать сохранит то, что он спрятал на ферме, до тех пор, пока он не решит передать это кому-нибудь еще, - сказала я.

- У Норринга было десять лет, чтобы найти свой дипломат, - заметил Марино. - Почему же он так долго выжидал, вместо того чтобы искать?

- Я подозреваю, что Норринг с самого начала установил за Уодделом наблюдение, - сказал Уэсли, - и оно стало более пристальным в последние несколько месяцев. Чем ближе казнь, тем меньше Уодделу было что терять, тем больше становилась вероятность того, что он может заговорить. Не исключено, что кто-то прослушивал его телефонный разговор с Дженнифер Дейтон, когда он звонил ей в ноябре. И, возможно, Норринг, узнав об этом, запаниковал.