Деон Мейер - Пик Дьявола

— Нет.

— Когда тебе звонят, спрашивай, кто говорит. Как его зовут.

— Зачем? Все равно почти все врут.

— Если врут, это хорошо. Врут только женатые. У меня никогда не было проблем с женатиками. Остерегаться нужно тех, кто никак не может найти себе жену. Секрет в том, чтобы во время разговора как можно чаще называть его по имени, которое он тебе назвал. Повторять его имя снова и снова. Именно так ты успешно продашь себя по телефону. Помни, он пока просто присматривается, точнее, прислушивается — а рекламных объявлений и предложений масса, и он не заплатит пятьсот рандов за один красивый голосок. Называй его по имени, даже если понимаешь, что он врет. Это означает, что ты веришь ему и полагаешься на него. Это означает, что ты не считаешь его ничтожеством. Ты поглаживаешь его по шерстке, и он чувствует себя кем-то особенным. Вот зачем он тебе звонит. Чтобы ты дала ему почувствовать себя особенным.

— Зачем ты делишься со мной полезными советами, подсказками?

— Почему бы и нет?

— Разве мы не конкурентки?

— Детка, все дело в спросе и предложении. В этом городе имеется неограниченный спрос на женскую ласку, а вот шлюх, которые действительно стоят пятьсот рандов в час, не хватает… Господи, ты бы посмотрела на некоторых из них! А мужчины стали умнее.

И еще Ванесса советовала:

— Сними себе отдельную комнату или квартиру для работы. Ведь ты же не хочешь, чтобы клиенты приходили к тебе домой. Иначе они будут заявляться к тебе в субботу вечером, пьяные, без приглашения, и вопить, стоя на пороге: «Я люблю тебя, я люблю тебя!»

И еще:

— Однажды я заработала пятьдесят пять тысяч рандов за месяц; тогда я даже ног не сдвигала — тяжело мне пришлось. Но если сумеешь обслужить трех парней в день, это надежные тридцать тысяч в месяц без всяких налогов. Куй железо, пока горячо, — в нашем деле бывают и спады. В декабре заработки просто фантастические. Дай объявление и в «Аргусе», там тебя найдут туристы. И в «Секстрейдере» в Интернете. Если мужик говорит с акцентом, требуй шестьсот.

И еще:

— Во всем виноваты их жены. Все клиенты рассказывают одно и то же. Моя старушка больше не хочет этим заниматься. Она не хочет брать в рот. Она не хочет пробовать ничего нового. Уверяю тебя, мы — психологи. Я ведь вижу, какими они приходят и какими уходят!

Ванесса рассказала ей о других членах АДТТТК: девушках-африканерах, англичанках, белых, коричневых, черных. В их ассоциации состояла даже одна тоненькая и хрупкая тайка. Кристина видела лишь трех четырех; еще с несколькими она общалась по телефону, но ей не очень хотелось сходиться с ними ближе — она хотела сохранять дистанцию и инкогнито. Однако к полезным советам она прислушивалась. Она нашла комнату в центре Гарденз и увеличила запросы. Деньги потекли рекой.

Дни и недели шли по шаблону. Каждое утро принадлежало Соне, и выходные тоже, кроме отдельных, когда у нее была заранее оговорена крупная работа, но деньги окупали все. Она работала с двенадцати дня до девяти вечера, а потом забирала дочку из яслей. Сотрудники яслей думали, что она — медсестра.

Раз в три месяца она звонила матери.

Она купила машину, заплатив наличными, — синий «фольксваген-гольф» 1998 года. Они с Соней переехали в квартиру попросторнее, в том же доме, но с двумя большими спальнями. Она постепенно обставляла квартиру, подбирая мебель по частям, как мозаику. Спутниковое телевидение, стиральная машина-автомат, микроволновка… Горный велосипед за шесть тысяч рандов — только потому, что продавец оглядел ее с ног до головы и показал последние модели.

Через год после того, как Кристина поместила первое объявление, они с Соней поехали на каникулы в Книсну на две недели. На обратном пути она остановилась на светофоре и посмотрела на указатель: Кейптаун налево, Порт-Элизабет — направо. В тот миг ей хотелось повернуть направо — куда-нибудь еще, в новый город, к новой жизни. К обычной жизни.

Постоянные клиенты соскучились по ней. Когда она включила свой мобильный, там была куча сообщений.

Лишь прожив в Кейптауне почти два года, она отважилась позвонить домой. Услышав голос дочери, мать расплакалась:

— Твой отец умер три недели назад!

Кристина понимала, что слезы матери вызваны не одной болью утраты; они выражали и упрек. Намекали на то, что Кристина причастна к инфаркту отца. Упреку, что ей, матери, пришлось выносить все одной. Что ей не на кого было опереться. Тем не менее, к собственному изумлению, Кристина испытала сильное и глубокое потрясение и сама всплакнула.

— С чего вдруг столько шуму? — осведомилась мать.

Кристина и сама не знала. Она плакала от потери, от чувства вины и еще жалела себя и горевала, но именно горечь утраты ошеломила ее. Потому что она так сильно его ненавидела. Она расплакалась и только потом сумела проанализировать все причины: ведь она тоже причастна к его смерти! Она разбила его сердце, сбежала… Кристина понимала: мать и страдает от одиночества, и одновременно испытывает облегчение. Ведь отец давил и на нее. Она впервые осознала, что и сама смертна.

Но она не могла объяснить, почему сразу после этого заговорила о Соне:

— Мам, у меня есть ребенок.

Слова просто сорвались с губ, как сидящий в клетке зверек, который месяцами караулит, ждет — не откроется ли дверца.

Мать долго молчала — Кристина успела пожалеть о том, что сказала. Но потом реакция матери оказалась совершенно не той, что она ожидала:

— Как его зовут?

— Ее, мама. Это девочка. Ее зовут Соня.

— Ей два года?

Мать не была дурой.

— Да.

— Бедное, бедное мое дитя.

И они поплакали вместе — поплакали обо всем. Но когда мама потом спросила: «Когда я смогу увидеть внучку? На Рождество?» — Кристина ответила уклончиво:

— Мам, на Рождество я работаю. Может, на Новый год.

— Я могу приехать к вам. Могу присматривать за ней, пока ты работаешь.

Она слышала отчаяние в голосе матери, которой нужно было что-то хорошее и светлое в жизни после долгих лет мучений. В тот миг Кристине хотелось уступить. Ей не терпелось выплатить свой дочерний долг, но у нее была еще одна тайна, которой она не хотела делиться.

— Мы сами к тебе приедем. В январе. Обещаю.

В тот вечер она не работала.

В ту ночь, после того как Соня заснула, она впервые порезала себя. Она понятия не имела, почему так поступила. И все же ее поступок был как-то связан с отцом. Она долго рылась в аптечке в ванной, но ничего подходящего не нашла. Потом перешла на кухню. Увидела нож для чистки овощей. Унесла его в гостиную, села перед зеркалом. Она понимала, что нельзя резаться там, где порез будет виден, — при ее-то ремесле. Вот почему она выбрала ступню, место между пяткой и подъемом. Прижала кончик ножа и провела по коже. Выступившая кровь испугала ее. Она похромала в ванную комнату и подняла ногу над ванной. Стало больно. Кристина смотрела, как красные капли стекают по бортику.