Степан Янченко - Утраченные звезды

При возвращении обратно в район члены рабочей делегации договорились, что решение вопроса, который в проекте практически предрешен, не следует откладывать. Волков взял на себя обязательство организовать встречу с директором и проинформировать его о подготовленности вопроса по передаче больницы городу.

Петр Агеевич вернулся из делегации с ощущением того, что он приобрел какое-то новое, еще не осознанное гражданское возвышение, которое привнесло в него душевное утверждение и поднимало его голову. Он думал, что, если удастся отстоять больницу, если удастся вырвать ее у директора еще не в бросовом состоянии, то в общей заслуге рабочей делегации будет и его доля.

Еще он понял, что ощущение гражданского возвышения позволяет ему не только в приподнятом состоянии держать голову, но и гордиться своим гражданским и человеческим достоинством, по-настоящему видеть себя независимым, свободным в своем душевном состоянии. А не угнетенность души, легкость сердца, гордость духа и есть первое, что требуется для осознания личной гражданской свободы и понимания своих прав на звание Человека.

Уличное знакомство

После того, как Петр Агеевич стал систематически наведываться на рынок, он подходил несколько раз к кассе магазина перед его закрытием и просил разменять ему десятирублевку на монетную мелочь — сначала рублевыми монетами, а потом два-три рубля — на десятикопеечную мелочь. Кассирше эта его странность показалась загадочно забавной, и она однажды, смеясь, отсчитала ему монетную мелочь, подозрительно перекосила подкрашенные брови и, с лукавством играя серыми, кошачьими глазами, спросила:

— Зачем это вы, Петр Агеевич, уже который раз меняете десятки на монетную мелочь? Должно быть, с кем-то в какую-то игру играете?

Петр Агеевич предполагал, что кассирша обязательно заподозрит в его обмене денег что-нибудь странное, и не стал играть с ней в загадки, а серьезно ответил:

— Видите ли, Зиночка, с некоторых пор я почти через день должен посещать наш рынок с целью изучения на нем розничных цен, чтобы потом проставлять их на этом щите для сравнения с магазинными ценами и наглядно убеждать наших покупателей в нашей любви к ним.

— Так, а мелочь копеечная тут причем? — все еще насмешничала Зина.

— А вот зачем, — со всей серьезностью продолжал разъяснять Петр. — На рынок я прохожу по восточному или по южному подходу, в зависимости от того, каким троллейбусом подъезжаю. А эти проулки сплошь заняты попрошайками, то черномазыми малышами, то изможденными стариками. Проходить мимо и видеть, как к тебе тянутся грязные ладошки: помогите Христа ради — равнодушно не могу. Как можно пройти мимо такой картины без отклика в душе? Не отвернешься же с видом, что ты не заметил эту черномазую головку и грязную ложечку ладошки, протянутую к тебе с мольбой о копеечке. Рублей, конечно, у меня не хватит.

— Это правда, Петр Агеевич, — горестно сложила накрашенные губы Зина. — Особенно жалко малышей. И откуда, и кто их разбрасывает по предрыночным улицам и научает взывать о милостыне? И кто их матери — видно: то ли цыганки, то ли беженки откуда-то с юга? — и серые кошачьи глаза ее сделались большими и наполнились неподдельной грустью. — Детки-попрошайки — еще совсем малыши и похожи друг на дружку, точно от одной матери, но ведь много их.

— Верно, они от одной матери — от нищей, разоренной России, она разбросала их, голодных и раздетых. И главное, что эти детки еще ничем не провинились ни перед Россией, ни перед ее людьми. А их, если разобраться, выбросили на улицу как нечеловеческие существа. Так хоть сочувствие должно кому-то высказать, хоть кто-то должен за Россию нашу стыд ее на себя принять. Хоть вот копейками откупимся за этот позор, а больше нечем у простых людей, — со злым сарказмом сказал Петр Агеевич и с болью в сердце отошел от кассы. Но, выходя из зала магазина, он мысленно сказал сам себе: Однако, как говорят, все это больше нечем — относительное поНятие, если вспомнить советскую власть, которая умела и ответственность и стыд принимать на себя.

И все последующие дни своего хождения на рынок Петр Агеевич по дороге к рынку рассовывал свои монетки в протянутые ладошки. А на самом рынке он по-прежнему присматривался к базару, изучал, а вернее, регистрировал цены, невольно научался их запоминать и сравнивать их посуточные колебания, как правило, в сторону увеличения и улавливать их тенденции. Он вывел наблюдение, что цены кем-то невидимо, тонко все-таки регулируются и монопольно удерживаются на общерыночном уровне.

Так, ему бросилось в глаза, что растительное масло имеет знак сообщения, что оно изготавливается в различных краях: и краснодарское, и ростовское, и воронежское, и украинское, то есть не только разносортное, но даже разное по дальности привозки, а цены выставляются одинаковые. Не может быть такого, чтобы в разных местах, в разное время, по разным условиям закупал один и тот же предприниматель, думал Петр Агеевич, на разное расстояние доставлял на этот рынок и, в конце концов, продавал его по одной и той же цене. Значит, продает он по высшей цене и не дает другому держать цену ниже.

В этом он однажды убедился. Как-то он застал продажу масла на отдельной стойке по сниженной цене на три рубля. В этом месте собрались все покупательницы масла, а у стойки, где обычно торговали маслом, было пусто. Здесь две продавщицы бойко и расторопно разливали масло, черпая его из тут же стоящего металлического блестящего бочонка, рядом стоял второй такой же бочонок. Кто-то им дал место на стойке, продавцы торопились, они конкурировали и знали свой грех. Петр стоял подле толпившихся покупательниц и размышлял, с какой продажи списывать цены.

Неожиданно к продавщицам этого масла подлетели три продавщицы с той стойки, где масло продавалось по согласованной цене, и что называется с базарной руганью, накинулись на этих продавщиц за то, что те посмели отбить у них покупательниц скидкой с цены аж на три рубля. Продавщицы здесь оправдывались тем, что цену им указал хозяин, а они к ценам не имеют отношения, их дело продавать. А покупателям и масло нравится, и цены приемлемые. Покупательницы дружным хором встали в поддержку своих продавщиц. Тогда конкурентки, защищая свой монопольный порядок и свои уравнительные ставки заработка, пригрозили загрязнить масло в бочонке и сделали к этому попытку. Покупательницы заскочили за стойку, загородили своих продавщиц с их бочонком и подняли такой базарный гвалт, что на них обратили внимание со всех прилегающих рядов. Неизвестно чем бы кончился конфликт, если бы не вмешался в него дюжий молодой человек с лоснившимся, холеным лицом. Он оттеснил разъяренных конкурентниц почти силой, а своим продавщицам создал условия для торговли.