Степан Янченко - Утраченные звезды

Но перестроечно-рыночное реформирование, а вернее, свержение советского строя очень болезненно, разрушительно, по-зверски ударило по колонии глухонемых, по их общинному образу жизни, коллективный дух которого никак не вписывался в мир индивидуализма. Многотысячная коллективная община в одночасье оказалась в положении изгоя, отверженного от нового жизнеустройства с господством частной собственности. Глухонемые со всей своей общиной оказались не только без государственной опеки, но и без общественного внимания и сочувствия: явилось общество, в котором каждому до себя.

И когда их Дом культуры потребовался коммунистической районной парторганизации, все обитатели колонии восприняли обращение за их покровительством с большой радостью и гражданской благодарностью, с готовностью к помощи. Активисты проявили даже рвение в том, чтобы окружить партсобрание хорошей охраной.

Конечно, собиравшиеся на собрание члены партии не могли даже догадываться о таких чувствах глухонемых к коммунистам, они были довольны и за то, что им предоставили уютное тихое место для большого собрания.

Петр Агеевич и его спутники подошли к Дому культуры за полчаса до открЫтия собрания. Но уже вся аллея была заполнена говорливой толпой. Люди стояли группами и громко, весело разговаривали между собой, порой непринужденно весело, дружно хохотали. Словом, под липами, будто притихшими от непривычного для них шумного говора, словно под ними собрался какой-то необычный праздничный людской собор, но не с молитвенным благоговением, с покорностью и послушанием, а с чувством свободы и единения человеческого духа, чтобы возвысить его и общим голосом заявить о готовности восстановить попранное человеческое достоинство и право труда.

Ого, сколько уже собралось людей! И все это члены компартии района! — мысленно воскликнул Петр Агеевич, чувствуя, как сердце его наполнилось радостным торжеством. Он вглядывался в кучки людей и кое-где отмечал знакомые лица. Из трех-четырех групп людей навстречу ему приветственно поднимались руки. Он отвечал такими же приветственными взмахами руки.

Михаил Александрович всю свою компанию без остановки провел в зал Дома культуры. Ему приходилось здесь бывать ранее, он знал расположение подходов к залу и ввел своих спутников через среднюю дверь зала. Петра Агеевича несколько поразила расстановка зрительских кресел в зале — они поднимались уступами к задней стене от самой сцены чуть ли не под потолок.

На самых высоких двух-трех рядах кресел, в левом углу, уже сидела молчаливая группа людей. Эти молчаливые люди были физически оживлены и вели между собой энергичную беседу жестами. Петр Агеевич своим опытным глазом определил, что глухонемые люди были рады видеть в своем Доме культуры столь необычное для них собрание и относились к нему с особым чувством почтения.

Зоя Крепакова уже сидела в зале. Она выбрала место в центре и, увидев входивших в зал своих, позвала всех к себе. Все четверо прошли к ней и, оживленные, весело заняли всю связку кресел, стали оглядывать зал. Большинство кресел еще пустовало, а подле сцены перед креслами стояла группа делегатов, среди которых Петр Агеевич с чувством неясного волнения узнал Полехина, Костырина, профессора Синяева, администратора района Волкова. В окружении знакомых Золотареву стоял секретарь обкома партии Суходолов. Семен Семенович, присевший было вместе с Красновыми, решил сообщить о своем присутствии.

— Пойду к начальству, — со смешком назвал старших товарищей по партии, — представлюсь, что я здесь, а вы мое место поберегите.

Суходолов радостно приветствовал его и представил другим товарищам.

— Знакомьтесь — Куликов Семен Семенович, секретарь Надреченского райкома КПРФ, самой большой сельской районной парторганизации в области, которая единственная не распускалась во время кризиса в партии, а сохранилась почти в полном составе и теперь постоянно пополняется за счет молодежи и весь настрой жизни в районе ведет.

Все стоявшие вокруг Суходолова с дружеской признательностью крепко пожали руку Семену Семеновичу, а он с радостью отвечал на рукопожатия, каждое из которых как бы втягивало его в предстоящее событие и обещало братское понимание. Пока он обменивался приветствием, незаметно оказался в центре всей группы товарищей, которые со всех сторон обдавали его горячим дружеским дыханием.

Он ответил им на это дружеское дыхание:

— Я привез вам, товарищи, крестьянское заверение в нашей братской солидарности с рабочим классом и о единении с коммунистами города. Мы, сельские коммунисты, с энтузиазмом восприняли сообщение о победном митинге на вашем Станкомашстрое. Обращение обкома партии опубликовали в районной газете и дополнительно размножили отдельной листовкой, которую специальные посыльные из числа коммунистов развезли по селам. Первичные парторганизации проводят коллективные чтения среди жителей сел. Люди расценивают обращение как призыв к объединению в противостоянии наступлению капитализма. Для крестьян объединение в протестах — самый актуальный призыв, а для парторганизаций работа по объединению крестьян на протесты — боевая, злободневная работа.

Вокруг Суходолова и Семена Семеновича собралось человек двадцать и все еще подходили и задерживались с двух сторон прохода. Люди ловили слова незнакомого человека, с выраженной заинтересованностью.

Семен Семенович это заметил и старался говорить погромче. Его запальчивый искренний рассказ слушали с большим вниманием, как вещуна, из загородного отдаления, где события в городе отозвались эхом. И все вдруг поняли, что зачин даже для маленького народного движения должен исходить из города, где принуждение и бесправие чувствуется откровеннее и острее, а терпение рабочих людей всего позорнее.

Хотя город нынче с самого начала перестроечного реформирования не стал служить примером передового сознания для крестьян, тем не менее, крестьяне признают за рабочими и интеллигенцией городов морально-политическое верховенство и готовы поддерживать общественное движение в городе, направленное против капитализации, то есть против расхватывания общественной собственности в частные руки.

Крестьяне законно считают, что расхват в городах государственной собственности есть и расхват и их доли труда. Но их об этом никто и не спрашивает и даже, похоже, и в виду не имеет.

А реформаторы в погоне за наживой охмуряют своей демагогией всех разом — и рабочих, и крестьян. Только крестьяне по природе своей оказались более стойкие в соблюдении общинности и артельности в жизнеустройстве и не принимают самой идеи капитализации земли. Земля — символ и общинности, и общественной собственности, и образа жизни.