Степан Янченко - Утраченные звезды

— За чей счет кормятся работники магазина, из зарплаты, что ли высчитывается?

— Из зарплаты не высчитывается, — довольно рассмеялся Левашов, — это знаю определенно, так как общий размер зарплаты или, как они называют, общий фонд оплаты труда устанавливается на каждый месяц собранием и таким образом, чтобы никому не было обидно, по общему объему выручки. Ты это увидишь. А вот за счет чего питаемся, я сам так и не понял, а расспросить постеснялся — все же я подсобный рабочий.

— Но не может того быть, что это берется с общего дохода, и делается как поощрение за общий труд, в чем-то усомнился Петр.

— По идее оно так, но мне, допустим, это невидимо, — согласился Левашов и загляделся на игру мальчишек с футбольным мячом. О чем мальчишеская игра с мячом напомнила отцу, собравшемуся ехать искать сына, можно было только догадываться. Помолчав таким образом, он добавил: — Мне подозрительно, что с бесплатным прокормом работников у Галины Сидоровны своя хозяйская хитрость… Какая? Магазин-то продуктовый, тут работники себя не оставят голодными на полный день, а так — и сыты по порядку, и совесть у каждого в отдельности и у всех вместе чиста и беспорочна, и человек возвышен в сознании своем.

Петр подумал о резоне в словах Николая Михеевича, но положил себе распознать, как же все-таки хозяйская хитрость отражается на доходности магазина. После обеда пришлось разгрузить машину с крупой и мукой и помять не только спецхалат, но и непривычную к мешкам спину. Спина и руки чувствительно поднагрузились, но Петр от такой работы, к своему удовольствию, чувствовал не только удовлетворение, но испытывал некоторое привычное душевное наслаждение от настоящего физического труда. А внутри магазина он еще подвез два мешка сахару, три плетенки картофеля и четыре бидона молока.

Левашов в конце дня объявил ему:

— Завтра я не выхожу, уезжаю, а ты за день освоился, трудись.

— Куда же ты поедешь?

— Сначала в Москву, буду добиваться на прием в Министерстве обороны до тех пор, пока не добьюсь, где та часть, в которой начинал службу сын, а оттуда поеду по его следу.

Петр поддержал такое решение товарища по розыску сына, пропавшего в армии в своей стране, но подумал, что сделать такое ему будет нелегко, а не сказал о своих мыслях, знал, что своим сочувствием он не облегчит положение товарища и не снимет груз с его сердца, и отцовской боли тоже не облегчит…

Через пару-тройку дней Петр совсем хорошо освоился со всем кругом своих обязанностей и с радостью увидел себя в роли нужного работника небольшого, но не простого производственного процесса и почувствовал себя равнозначным членом трудового коллектива, который и внутри себя оказался внимательным и чутким. А связывал этот коллектив обруч дружбы, именно обруч, а не простой опоясок, так как в этой дружбе присутствовала какая-то общепринимаемая и невидимая жесткость требовательности. Больших событий в магазине не случалось, но при малейшем недоразумении тотчас на помощь подскакивали с двух-трех сторон. Недоразумения эти, как правило, возникали в виде ропота покупателей на очереди в вечерние часы, тогда тут являлись и директриса, и товаровед, и кладовщик, и продавцы из других отделов или из кафе и в две-три минуты очереди отсыпались. И Золотареву приходилось задерживаться на вечерние часы. Затем выявилось, что обычных выходных дней у него может и не быть.

Обо всем этом Петр рассказал жене, и Татьяна радовалась рассказам мужа. Обычно он рассказывал подробно о прошедшем дне и об удовлетворении трудом прошедшего дня, и Татьяна видела, что муж освободился от угнетенного состояния, оживился, и глаза его наполнились веселым блеском, с лица вообще спала сумрачность. А Татьяна похвалилась платьем, какое она сшила дочери, сшила и еще три вещицы на рынок.

— Кате понравилось платье? — спросил Петр с тайной радостью за то, что жена вернулась после болезни в свою обычную жизнь.

— Что ты! Катя на седьмом небе от счастья! А мне смотри, как славно все удалось, — поворачивала на все стороны платье и показывала, какие она хорошие складки сделала, с какой выразительностью выкроила и отделала воротничок, рукава, манжетики.

— Все очень хорошо у тебя получилось, — похвалил Петр, обнимая жену за плечи и заглядывая в ее ожившие счастливые глаза. — А Катя в этом платье будет очень нарядной и стройной. Что у них будет по случаю окончания учебного года? — еще спросил Петр, и сам видел, как жена радуется не только своей удаче швеи и счастью дочери, а его удаче с работой и с тем, что ему по душе пришелся трудовой коллектив и что он занят работой целый день, и что за всем этим появилось предчувствие чего-то хорошего на будущее, а только ответила:

— Классный вечер у них будет и, наверно, с танцами и играми, а туфли у нее хорошо сохранились с прошлого года. А к выпускному потом уж купим новые, как-нибудь собьемся.

— Конечно, купим, к выпускному уж надо новые, — подтвердил Петр. И они помолчали, думая о дочери, и о ее будущем подумали, и вообще о судьбе ее подумали, и такая она была неясная, судьба дочери, и все больше она будет становиться болью родительского сердца. Они сидели на диване, и Татьяна держала на коленях платье дочери и молча смотрела на ее карточку на комоде, а Петр держал свои руки на коленях и тоже помолчал, потом стукнул кулаками по коленям и решительно произнес:

— Да!… Ну, ничего будем выворачиваться как-нибудь…

Они поняли друг друга

Как-то утром, когда Петр развез и разнес по отделам товар и убрал ящики с пустыми бутылками и просто пустые ящики, Галина Сидоровна зазвала его к себе в кабинет и, усадив к столу сбоку от себя, значительно и серьезно сказала:

— Петр Агеевич, однажды вы сказали, что живете поблизости к Центральному рынку.

— Да, иногда даже приходится ходить через рынок, — ответил Петр, удивляясь тому, что директриса запомнила случайно сказанные им слова.

— Вас не затруднит одно наше поручение? — продолжала Галина Сидоровна, пытливо глядя ему в глаза. И Петр тотчас уловил некоторое значение слов наше поручение, чем как бы подчеркивалась важность поручения как коллективного, всех работников магазина, отчего оно было важным и для него, члена коллектива. Обрадовавшись коллективному поручению как доверию, Петр и не заметил, как в это время он переступил сам через себя в своей былой индивидуальной независимости от коллективной организации, более того, он даже обрадовался такой своей подчиненности и зависимости от слаженного и дисциплинированного коллектива.

— Нет, конечно, не затруднит, если я справлюсь с таким поручением, — с готовностью ответил Петр, но это был искренний ответ, без намека на положение разнорабочего, незнакомого с тайнами торговой работы.