Наталья Андреева - - Автора!

«Смерть на даче». Отрывок

«…произойдет. Пока у меня еще остается Надежда, я, Павел Клишин верю в торжество справедливости и люблю эту жизнь во всех ее проявлениях.

Это случилось однажды. Однажды я вошел в дом к своей давней любовнице и увидел там ее; Девочку, на вид лет шестнадцати, очень худенькую, светленькую, с волосами, стянутыми аптекарской резинкой в прическу «хвост». Что тут со мной было! "Ну, нет, — сказал я себе. — Больше ты этого не сделаешь. Довольно. Дважды нельзя войти в одну и ту же реку". Но по ее глазам понял, что мне придется это сделать. Она уже меня любила! Потому что дядя и тетя не смолкая, говорили о моих достоинствах. Один о моем таланте, другая о бурной юности, коей была свидетельницей. Я при этом не присутствовал, но догадываюсь.

Она сказала: "Добрый вечер". — И покраснела. Я ответил: "На улице дождь". — И поцеловал ей руку.

Алла, бывшая этому свидетельницей, фыркнула, мой учитель покачал головой: "Не надо, Паша", хотя я ничего предосудительного не сделал, во всем виноваты они сами. В том, что толкнули ее в мои объятья. Мне и делать-то ничего не надо было! Красиво одеваться, красиво говорить и появляться в их доме не чаще двух раз в месяц, чтобы ей не приелось мое смазливое лицо. "Воображение нарисует остальное", — справедливо подумал я. Много ли надо наивной девушке восемнадцати лет, чтобы придумать себе героя?

В один из отвратительнейших дней я воспользовался ее наивностью и сделал своей любовницей. Во всем виновата Алла. Мы поссорились, а я в очередной раз «завелся». Мне нужна была женщина и только женщина, я приехал к ним и случайно застал Надю одну. Дядя был на даче, Алла в очередном загуле, квартира оказалась в нашем распоряжении. Она даже не поняла, что происходит. Немного испугалась, когда погас свет, но я быстро ее успокоил.

Мне приходилось спать и с девственницами, но они, по крайней мере, знали, откуда берутся дети! Эта не знала ничего. Если бы и я об этом не догадывался, ребенок у нас появился бы после той ночи непременно. Моя страсть достигла апогея скорее автоматически, чем вследствие страстного желания, так я разозлился и на нее, и на себя. Лучше бы я познакомился в кафе со случайной девицей и поехал к ней на квартиру!

Сначала моя девочка даже не плакала, она просто недоумевала. Как, и это все? То есть любовь — она такая? Для меня теперь такая, а ей Давно уже пора повзрослеть. Потом, правда, я прочел первую в ее жизни лекцию о том, чего нельзя ни в коем случае разрешать мужчине. Пункт первый: не впускать в квартиру мужчину, который тебе нравится, если знаешь, что дядя и тетя не придут домой ночевать. По крайней мере, не пускать его дальше кухни и не предлагать ничего, кроме чая. Тем более себя. Пункт второй: не верить его словам о том, что он безумно влюблен, что это первый в его жизни раз такое огромное счастье, а все остальные разы померкнут, как только случится. Чтобы он ни говорил — не верить. И пункт третий: не допускать по отношению к себе действий, о которых не имеешь ни малейшего представления. Конечно, я старался обставить все так, чтобы ей понравилось, но что толку делать гурмана из человека, который впервые ест простой суп? Тут надо время. Я честно признался, что мне неохота заниматься ее половым воспитанием, что это была случайность, которая вряд ли повторится. А для того, чтобы ее утешить, сказал:

— Не беспокойся, ты не забеременеешь. Все остальное не имеет значения.

Вот после этого она зарыдала, но зато, кажется, поняла. Если расскажет тетке, они наконец-то сцепятся.

Давно уже пора. Алла зарвалась. Можно было бы хоть что-то из домашних обязанностей взять на себя, а не взваливать все на хрупкие Надины плечи. Алла считает себя выше кастрюль, стирки, готовки. Она — королева, а бедная Золушка так и останется всю жизнь при метле.

Моя Надежда совмещает массу должностей: при дяде — секретарь, при тетке — домработница, в институте — прилежная студентка, да еще сознательно оба заботливых родственника воспитывают из нее старую деву, чтобы не сбежала замуж. Я даже не сумел разбудить в ней женщину, слишком долго надо растапливать этот лед, чтобы добраться до теплой кожи, которая способна будет запылать в ответ на поцелуи мужчины, а не покрыться мурашками, как это у нас с ней было.

Я помогу своей Надежде по-другому: избавлю ее от рабства, в котором она пребывает. Когда ненавистную тетку упрячут в тюрьму, квартира останется в полном ее распоряжении. Полоумный дядя не в счет. И тогда обязательно найдется кто-то, кому она откроет дверь, памятуя о моих наставлениях. И уже не будет такой наивной, тем более, верить в такую откровенную чушь, как любовь. И все у них получится. Возможно, получится ребенок, которого она назовет Павлом. В мою честь.

Все. Кончено. Я умер. А она пусть живет. И живет счастливо. Я об этом позаботился…»

Алексей усмехнулся и отложил листки. Поразмыслив, он пришел к выводу, что Павел Андреевич врет. Ничего между ним и Надей не было. И быть не могло. Она бы не отдала оставшиеся листки, если бы все вышеописанное было правдой. Клишину хотелось, чтобы так было. Но так не было. А если вдруг и было… И в очередной раз Алексею захотелось набить Павлу Андреевичу морду. Извращенец! Негодяй! Просто нет слов! А ведь будут читать и верить!

Телефон он на всякий случай отключил и со спокойно совестью улегся спать. Зевая, подумал: «Вот начитаешься подобной писанины, сам начинаешь бредить. Все. Спать. Завтра будет только работа, кроме всего прочего надо еще и семью кормить, потому что человек — существо, прежде всего семейное, а потом уж общественное. В этом мы с Павлом Андреевичем никогда не сойдемся».

А НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ СЛУЧИЛОСЬ НЕ-предвиденное. Понедельник. Леонидов предвидел, что именно этот день грозит наибольшими неприятностями. Но все равно оказался не готов. Только приехал с работы, зазвонил телефон. Алексей мысленно выругался, и подумал: «Не подойду ни за что. Хватит с меня Клишина. В больших дозах писатель не выносим». Почему-то он был уверен, что звонок не по работе. А кроме работы у него было только загадочное убийство соседа по даче и семья. За семью Алексей был спокоен, а вот за Клишина, напротив, переживал. Вернее, переживал из-за него. Телефон же не умолкал. Человек на том конце провода был настойчив. «Только женщина может так настойчиво добиваться внимания к себе», — вздохнул Леонидов и взял трубку:

— Да? — безнадежно спросил он.

— Алексей?

— Соня?

Девушку прорвало:

— Что это она себе позволяет?

— Кто?

— Твоя жена! Я тебе вчера не могла дозвониться весь вечер! Где ты был?

— Мы в таких отношениях, что я должен перед тобой отчитываться?